"Даниил Гранин. Ты взвешен на весах... (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

Слова его значили, что, может, и другие, тот же Фалеев, знали, но виду
не подали, кивали, удивлялись, выспрашивали. Самообладание этих людей,
непроницаемость их ужаснула Щербакова.
- Как же ты мог, когда надо мною... - он смотрел на Андрианова
по-новому, со страхом.
- Ко мне не вяжись, - предупредил Андрианов с металлическим холодком. -
Если при жизни Малинин считал нужным скрывать какие-то вещи, то нечего
ковыряться и болтать. Есть Малинин, есть его работы, остальное не наше
дело.
Не мигая, Щербаков смотрел прямо перед собою, чувствуя слезы в глазах.
Они стояли там, постыдные, детские слезы, он ничего не мог поделать с
"собою.
- ...Ты поверил этому чайнику уральскому? Тогда тем более не суйся. Был
Малинин стал Немалинин. И не надо их путать. Не надо, - чеканил Андрианов.
- Малинин - мой учитель. Твой тоже, кстати. Учитель - это марка.
Родословная. Фирма. Родословная должна быть чистой.
Они вышли на проспект. Горели высокие фонари. Снег был затоптан. Дул
ветер. Щербаков вытер глаза, откашлялся.
- Чего ж тут плохого? История эта украшает биографию Малинина. Конечно,
если успех мерить премиями...
- Уймись, - оборвал его Андрианов. - О каком успехе ты говоришь?
Хочешь, дадим тебе командировку творческую? Поезжай, убедишься. - Он был
снова весел, красив, и глаза его приветливо лучились.


Три года спустя открывали мемориальную доску на доме, где жил Малинин.
Движение на улице было перекрыто. Пришли пионеры, студенты, представители
предприятий. Щербаков стоял у трибуны и разглядывал толпу. Челюкина не
было. Щербаков и не ждал увидеть его, и все же искал, просматривая ряд за
рядом. Выступал Фалеев. Он раздался вширь, голос его загустел, облачка
пара вылетали из его рта то маленькие, то побольше и таяли на искристом
морозце. Наверху, в синем небе, плыли такие же круглые облачка. Доска была
толстая, из серого гранита, чувствовалась ее тяжесть. На доске, чуть
выступая, белел барельеф - строгий профиль Малинина, классически
правильный, как на камее. Почему-то в памяти Щербакова всплыло - "ты
взвешен на весах и найден очень легким", это звучало как стих.
- Выглядит вполне, - сказал Андрианов.
- Сделано со вкусом, - подтвердил Щербаков и наклонился к Андрианову. -
Я иногда думаю, почему он не вернулся... Если не получалось, мог сюда
вернуться? А он и не собирался. Что-то, значит, ему светило.
- Лучше бы ты думал над своими делами, - сказал Андрианов. - Кто же
персональную выставку в кинотеатре устраивает. Не серьезно. Ты обратись к
Нине Гургеновне, я ей скажу.
Цоколь малининского дома вскоре выложили коричневой плиткой, доску
перевесили к воротам, освободив место для вывески блинной. Сама блинная
заняла весь нижний этаж. Оттуда всегда валит пар и слышна музыка. Поэтому,
когда Щербакову предложили бывшую мастерскую Малинина, он отказался.
Антресоли были уже убраны, бронзовые ручки сняты... И слишком шумно внизу.
Истинная причина, однако, состояла в чувстве, которое охватило его среди
этих стен. Не по себе ему стало. Как будто что-то ему тут могли сказать