"Даниил Гранин. Неизвестный человек (Повесть)" - читать интересную книгу автора

соглашался поддерживать и выдвигать наглецов, подлипал в обмен на более или
менее способных, которых хотелось сохранить. Давно уже ум его заполнился
многоходовыми комбинациями, причем ничего не делалось просто так, потому что
все должно было приносить личную пользу. Так поступали все люди кругом,
многие поступали куда хуже.
Когда-то он разработал серию моторов, экономичных, надежных, маленькие
сильные моторчики, красивые и легкие, как игрушки. Выяснилось, что никому
это не нужно. Он получил большую премию, но главный энергетик сказал ему: "А
что я буду иметь, если поставлю твои моторчики? Ни-че-го! Чем больше я
потребляю энергии, тем легче мне экономить. Смекаешь?" Надежность была не
нужна. Меньше металла - никому не нужно. Дешевизна не нужна. История с
моторами была частью абсурда. Огромный Абсурд возвышался над работающими
людьми словно языческое божество, которое они никак не могли ублаготворить,
ненасытное бесплодное божество.
Цель жизни, которая когда-то в молодости была, куда-то подевалась,
казалась теперь глупой, он старался о ней не вспоминать. Но Ильин отсюда, с
высоты видел и ее, и она вовсе не была глупой, скорее, глупой оказалась та
жизнь, которой он занимался, и та система, которой он служил.

Альберт Анисимович появился откуда-то из густого сизого дыма курилки.
Он оглядел Ильина, покачал головой.
- Все же пришли... Мое дело было предупредить.
- Чем таким нынче пугают? - спросил Ильин весело.
Альберт Анисимович смотрел с жалостью. Молчал.
Письмо Усанкова поднес к очкам так близко, что водил носом по бумаге.
Ильин ждал, позабыв на лице своем улыбку. Спал он плохо, что с ним
происходило ночью, не помнил, но какое-то мучительное состояние, как после
страшного сна, не отпустило его. Он ничем не мог заняться, подписывал
бумаги, говорил по телефону, но все это механически, не участвуя, а то, что
было им, не могло найти себе место.
Ильин принадлежал к тем многочисленным у нас людям, которые не думают о
своей душе, потому что никогда не сталкиваются с ее проявлением. Будучи
материалистом, Ильин не признавал, что у него может существовать что-то
помимо мозга с двумя полушариями и что это что-то способно предчувствовать,
прозревать, отделяться и где-то витать независимо от организма. Как здоровый
человек, не умеющий болеть, тяжело переносит всякое недомогание, так и он,
Ильин, маялся от какого-то мучительного разлада, а чего с чем, не понимал.
Вот и сейчас, глядя на высохшие до прозрачности руки Альберта Анисимовича,
на его хрупкую, ломкую фигурку, Ильин не видел, чего тут опасаться, еле, как
говорится, душа в теле, дунешь, и рассыплется.
- Что ж, естественно, - сказал Альберт Анисимович, он поднял голову,
устремил на Ильина мерцающий взгляд преувеличенных глаз. - Им не до вас
было, - он обошел Ильина кругом, сунул ему в карман письмо. - Берите,
берите, мне ни к чему. Не будем клясться словом учителя!
И, уже не обращая внимания на Ильина, продолжал, как бы заканчивая с
кем-то спор, что после убийства императора Павла дворец-замок был закрыт.
Несколько недель спустя караулы перестали выставлять, этим и воспользовались
офицеры. Преображенцы. Отправились в замок искать улики цареубийства.
Прокуренные, желтые зубы Альберта Анисимовича то открывались, то
закрывались, жестяной голос шел откуда-то сверху.