"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

охотно, при этом Лосев насчет Анисимова ни словом не обмолвился, потом же
вдруг позвонил и сказал, чего, мол, парня держать, раз сказали "а", надо
говорить и "б". На это Николай Никитич возразил, что "а" не равно "б".
Анисимов первый нарушил, явился зачинщиком скандала, опозорил город, ввел
всех в заблуждение, злоупотребив именем председателя горсовета... Николаю
Никитичу показалось, что на том конце провода отключились, такое там было
молчание, потом Лосев задышал, весело сказал, что никаких претензий к
Анисимову он не имеет. И как бы утешая начальника милиции, добавил, что
парень действовал из патриотических побуждений, без всякой корысти.
Именно этот неуместный веселый тон расстроил Николая Никитича, он
чувствовал, что совершенно перестает понимать Лосева. Как будто дело в
корысти. Хулиганство большей частью - действие не мотивированное и, можно
сказать, бескорыстное. Патриотизма же у Анисимова капитан и вовсе не хотел
признавать. Нельзя, чтобы любой обалдуй вмешивался в дела начальства,
произносил речи оскорбительного и даже ненужного направления. Тем более в
присутствии главных властей.
Николай Никитич многое бы мог возразить Лосеву, но все его возражения
соединились в один кроткий вздох, он не в состоянии был отказать этому
человеку.
Когда Николай Никитич переодевался, от злости и досады спина его
чесалась в самых недоступных местах. Мундир должен был вернуть
уверенность. Мундир стягивал грудь и не позволял отводить глаза.
Душа противилась просто так отпустить Анисимова, хоть как-то следовало
его помаять, показать ему, что он есть и куда он катится. В дежурной, при
всех, Николай Никитич вполне вежливо и в то же время уничижительно
обрисовал Анисимову малополезное его существование, лишенное стремления
учиться, расти. Анисимов, слушая, чистил ногти. Нечем было зацепить,
прошибить его, все доводы капитана соскальзывали с него, и даже на иронию
по поводу Жмуркиной заводи не реагировал! Николай Никитич разобрал всю
несостоятельность его как защитника пейзажа. Да какой там пейзаж, для
пьяниц там пейзаж, один из неблагополучных участков города, там распивают
спиртные напитки, картежные игры ведут. Слава богу, что постройка филиала
ликвидирует этот очаг.
- Святая простота, - нараспев сказал Анисимов, - разве от этого меньше
станут пить? Разве пьют потому, что есть где выпить?
Но тут-то Николай Никитич был хозяином положения. Борьба с пьянством
была его главной идеей. Он и в Лыков-то согласился поехать, чтобы провести
эксперимент по искоренению пьянства.
Ненависть к пьянству появилась у него с детства, с отцовской смерти,
когда мать на похоронах взяла с него клятву никогда не брать в рот водки.
Он бился с зеленым змием неистово, пользуясь всеми возможностями
милицейской службы. Год яростных усилий дал ничтожный результат. Иногда по
субботам Николаю Никитичу казалось, что весь город шатается, бормочет,
пьяно рыгает, пучит багровые глаза. Он свирепел и совершал немало лишнего,
и не будь Лосева - ему пришлось бы плохо. После долгих стараний он
добивался закрытия какого-нибудь ларька, где торговали "бормотухой",
"чернилами" и прочей плодово-ягодной отравой. Через несколько дней
появлялся другой ларек, такой же фанерный полутемный сарайчик с
несколькими высокими столиками... Несмотря на запреты, штрафы, водкой
торговали в воскресенье, продавали на праздниках, ее можно было достать