"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

пропущено, то, что должно было быть - и не было.



3

На другой день Лосев зашел на выставку. То есть каким-то образом он
оказался на Кузнецком и зашел. То есть даже не зашел, а очутился, потому
что выставка была закрыта, и он прошел случайно вместе с рабочими в синих
халатах, которые выносили скульптуры, таскали ящики.
К счастью, до того зала еще очередь не дошла.
Теперь Лосев стоял в этом зале один. Стучали молотки, с визгом волокли
ящик по полу. Деловой этот шум нисколько не мешал.
На картине, несомненно, был изображен дом Кислых в Лыкове. За ним
слева, в дымке, проступала каланча. Нечетко, но все же. Нельзя
представить, чтобы все так сошлось с другой местностью. Дом Кислых
изображен был со всей точностью, во всех деталях.
Свет падал на картину сбоку, переходя в нарисованные золотистые потоки
лучей, что косо упирались в реку, вода светилась им навстречу изнутри,
коричнево. У самого уреза воды лоснились чугунные тумбы... С прошлого раза
картина словно бы обрела новые подробности... Из раскрытого окна второго
этажа вздувалась занавеска. На реке же, в тени нависшей ивы, поблескивали
бревна гонки, один раз между ними привиделось что-то белое, но стоило
Лосеву сдвинуть голову - это исчезало, терялось в тени. Он и так, и этак
отклонялся, ища точку, откуда можно рассмотреть этот предмет. Однажды ему
показалось, что там мальчишка купается, держится за край гонок, выставив
голые плечи... Гонки, длинные связки бревен, что гнали по Плясве сплавщики
в резиновых сапогах и коробчатых брезентовых плащах. Горячие от солнца,
липко-смоляные бревна, связанные венцами, медленно плыли мимо дома Кислых,
мимо городка, и так сладко было лежать на них, болтая ногами в речной
воде, где морщилось отраженное небо и заставленные лодками берега. Картина
возвращала его в давние летние утра его мальчишеской жизни. Никаких прямых
обозначений года в картине не было. Тем не менее он убежден был, что это
были времена его детства, он узнавал краски и запахи, тогда цветы пахли
сильнее, леса были гуще, хлеб был вкуснее и каждая рыбина, пойманная в
Плясве, была огромной. Он скорее угадал, чем увидел тропку напрямки через
огороды к их дому. Впервые он вспомнил про Галку из их компании и Валюшку
Пухова, что потом служил в милиции где-то на Дальнем Востоке. Вспомнилось,
что там, рядом с Галкой, жили тогда они семьей в мезонине поповского дома,
теперь давно уже снесенного. Прямо по тропке, через поваленный плетень,
через мощенную булыгой старую дорогу, по дощатому тротуару, мимо гаражей,
где стояли полуторки и районная эмка и вкусно пахло бензином... Он услышал
голос матери, оттуда, из-за высокой зелени деревьев - "Сергей!" - и
привычно побежал к нему, в глубь этой белой рамы, в глубь этого чудом
сохраненного детского дня, казалось бы, навсегда пропавшего, забытого, ан
нет, вот он блестит, играет, плещется, наполняется звуками мелкими,
которые он слышал только тогда, мальчишьим ухом: сухой треск кузнечиков,
шлепанье лягушек, дальний визг пилорамы.
Было чудо, что художник поймал и заключил навечно в эту белую рамку
его, Лосева, воспоминание, со всеми красками, запахами, теплынью.