"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

непроизвольно кивая каждому доводу.
- Вот и поручи своим спецам, - громко, бесцеремонно прервал Поливанов.
- Пусть подготовят аргументы. Ты-то сам для себя в принципе решил? - Он
подождал чуть-чуть, не для того, чтобы Лосев ответил. - А если решил,
тогда выкладывай им на стол свои козыри! Тогда ты драться обязан, ни с чем
не считаясь. Ни с какими неприятностями! Легкого пути тут нет.
И сразу из глаз Тучковой любопытство схлынуло. Обнажилась отчаянность,
та самая, какая была в том разговоре с Каменевым...
- Болтовня! - жестко и резко сказал Лосев. - Не борьба нужна, а доводы.
Аргументы не готовят. Их ищут, или они есть, или их нет. Честное дело надо
честно решать... Эх вы, я-то думал, вы тут подготовили...
Все же он не стал с ними откровенничать. Не мог он сообщать тонкости
отношений со строителями, с Уваровым; а еще была у него привычка следить
за своими словами, взвешивать их, не говорить лишнего. То, что он годами
упорно воспитывал в себе... Казалось бы, чего проще признаться, что он сам
еще не решил, какой линии ему держаться, а не решил он потому... Впрочем,
он и сам себе не хотел признаваться.
- Очень вы нынче принципиальный человек, Юрий Емельянович, - сказал
Лосев, подчеркнув слово "нынче", но Поливанов не отозвался. - Со мной вы
принципиальный. И задаром. Вот чем хвалитесь. Денег за вашу
принципиальность вам не платят? Так? А мне, значит, платят. И я должен
следовать вашему примеру уже в вышестоящих кабинетах. А если я вашему
другому примеру последую?.. - Он хмыкнул, откинулся на спинку стула. -
Стану принципиальным по выходе на пенсию?
- Ишь, огрызается. Сдачи дает, - с неожиданным благодушием удивился
Поливанов.
- А как же... Одно дело сочувствовать, жалеть, другое - решать. Мало ли
что бы мне хотелось. Я бы стадион хотел построить... Есть еще такие вещи,
как бюджет, как план, как занятость населения. При всем уважении к вашей
деятельности, друзья-товарищи, для вас это, так сказать, - хобби. Вы, Юрий
Емельянович, ради удовольствия этими изысканиями занимаетесь. Но прежде,
насколько помню, со-о-всем другим занимались. Так ведь?
Поливанов не ответил. Неужто и в прежние годы он был таким же
страшенным кощеем, и тогда в нем был какой-то подвох, и тогда он
подкалывал Лосева и выставлял его в смешном виде?
- Совсем иными делами увлекались, - повторил Лосев.
Он остановился, затянул паузу, чтобы все заметили, как Поливанов
уклоняется от вызова.
Взгляды их столкнулись. Из темных впадин глаза Поливанова взблеснули и
спрятались. Чувствовал ли Поливанов опасность?
- Давай, давай, не робей, - сказал Поливанов.
- Церковь Владимирская, самый драгоценный памятник в округе. Так? -
Лосев отпил глоток чая. - Четырнадцатый век и всякое такое. Помните, как
ее в клуб превратили, потом начисто перестроили, обкорнали. Сперва послали
ходатайство в Москву, Калинину, чтобы, значит, закрыть церковь, потом, не
дожидаясь разрешения, устроили антирелигиозный костер на площади. В каком
это году было? Я, извините, тут никак, поскольку до моего рождения. А что
там жгли? Иконостас со всеми иконами, деревянные врата, все резное, редкой
работы, иконы, говорят, были большой художественной ценности... В огонь
бросали также древние божественные книги из этого же храма. Библиотека