"Алексей Федорович Грачев. Кто вынес приговор (Повесть) " - читать интересную книгу автора

заплачу от тоски, от жути...
Он отвернулся, а Леонтий мягко положил руку ему на плечо.
- Спасибо тебе, красноармеец. А о болезни не думай, вот весна
придет - легче будет дышать, поверь мне...
Что он мог еще ему сказать? Бережно прикрыл за собой дверь во двор,
даже вытер лоб - так взволновал его весь этот разговор. В раздумье
направился через проезд к улице, к заведению Синягина. От печали,
наверное, и совершил промах, как понял позже. Ему пройти бы парадный вход
в магазин, открыть калитку в воротах - и увидел бы в глубине двора баньку,
оборудованную под прачечную. Там стирала белье нанятая недавно Синягиным
эта вот сирота Поля. Была она тонка, худа, скора на ногу. Черные прямые
волосы закидывала назад, схватывая в две косички. Большие темные глаза
смотрели на все вокруг дико и настороженно, с тревогой. Встретиться бы с
ней - и узнал бы, может, у нее, что видела она человека в пальто, похожем
на крылатку, быстрого, пробежавшего мимо нее, и другого, в белых бурках,
лежавшего у забора. Он показался ей пьяным. Испугавшись, она сразу же
побежала домой, рассказала булочнику. Тот велел ей молчать. "Не твое это
дело, Полька, затаскают потом, чего доброго, и не рада будешь. Да еще
шпана отомстит".
Но Леонтий вошел прежде всего в магазин и в кондитерскую. Еще до
революции в этом же каменном здании Синягин торговал москательными
товарами. Висели на стенах дуги и хомуты, громоздились на полу колеса для
телег, поблескивали топоры, бренчали на металлических тарелках весов
гвозди всякого размера.
В революцию лавку прикрыли, а вот с нэпом снова по аренде у
коммунального хозяйства в нее въехал бывший владелец. Только занялся
теперь другой торговлей, как видно, более выгодной. В одной половине
покупатели приобретали хлеб, муку. В другой, отделенной от магазина
фанерной перегородкой, открылась кондитерская.
- Это можно, - тряхнув кудрями, пообещал приказчик, услыхав просьбу
работника из уголовного розыска видеть самого хозяина. - Авдей Андреевич
на кухне, пробуют сладости... А вы пройдите в кондитерскую, будьте
любезны.
Леонтий прошел в кондитерскую, присел за ближний к дверям столик,
накрытый скатертью. Из-за стойки на него уставилась жена Синягина в белом
фартуке, с унылым сухим лицом:
- Тебе чего, парень?
- Хозяина, - ответил Леонтий, оглядывая кондитерскую, светлую,
чистую, обогреваемую двумя каминами. Несколько человек, одетых добротно,
не спеша пили кофе, заедая пирожками. Хозяйка молчала - недоумевала,
видимо, и терялась в догадках: то ли выгнать забравшегося в куртке да в
шапке за столик, то ли подождать, что будет дальше. В дверях появился сам
Синягин - в халате, плотно облегающем его грузное тело. Вразвалку протопал
к столику, поклонившись, подсел:
- Чем могу быть полезен?
Он попытался сделать грозное лицо, но мускулы щек тут же размякли, и
вышла лишь кислая улыбка. Оглянулся на хозяйку, помахал ей рукой, и та
догадалась сразу, засуетилась возле чайников, возле противней с пирожками
и бутербродами.
- Я насчет убитого в Овражьей улице, - ответил Леонтий, разглядывая