"Алексей Федорович Грачев. Кто вынес приговор (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Казался он Вощинину баловнем судьбы - одет по моде, всегда в ресторанах,
всегда разговоры о попойках, о женщинах. Катается в автомобилях, на
лихачах, домой возвращается часто на утре.
- Фору не желаете, Вощинин?
Нет, не до игры Георгию Петровичу. Качнул головой, отступил в
сторону, присел на лавку. А рядом широколицый парень, неизвестно и кто, в
ухо:
- Хозяин-то "Бахуса" повесился вчера вечером, не слышал, Жора? Вот
тебе... Как сыр в масле катался. А веревку на шею. Пятьдесят четыре
года...
Вощинин подумал невольно: "А мне вот тридцать всего".
Кто-то из сидящих тоже на скамье, словно бы в ожидании у доктора в
амбулатории, проговорил, зевая:
- Петля ныне не в моде. Уксусная эссенция да наган...
Георгий Петрович поднялся и снова очутился в пивном зале. Протолкался
к стойке, попросил папирос, пива. Налив стакан, здесь же, у стойки, стал
глотать холодное и кисловатое пиво с жадностью и поспешностью.
- "Смычки" пачку, - услышал он рядом голос. Буфетчик тут же склонил
голову с улыбкой и учтивостью:
- Не имеем, Леонтий Николаевич. Вот "Зефир", пожалуйста...
- Не курю... По карману нэпманам эти папиросы.
Вощинин оглянулся. У стойки стоял боком высокий парень в короткой
куртке, от карманов свисали кисти. Под бараньей шапкой крупный нос,
какие-то выпуклые, редко мигающие глаза. Щеки темны от холода. Шея окутана
башлыком, и весь он - точно чеченец или там дагестанец, неведомо как,
этой, может, метелью, занесенный в пивную "Бахус". Вот он откачнулся от
стойки, вышел неторопливо в черноту улицы.
- Агент, - прошептал тут же торопливо буфетчик. - Из губрозыска...
Бросив деньги на стойку, к коленкоровому переднику буфетчика, что-то
шепчущего посетителям об этом агенте, Георгий Петрович метнулся к выходу.
Город яростно дохнул на него мозглой испариной, запахом конского
пота, кислыми щами столовок, хлестнул в лицо снегом. Площадь, сжатая с
трех сторон - деревянными стенами магазина бывшего чайного купца Перова,
двухэтажным бруском гостиницы "Кокуевка", багрово-черной глыбой гостиницы
"Европа", церковью, похожей на огромный колпак с прорехами, - была слабо
освещена редкими фонарями. Прохожие, попадая в снопы жидкого света, были
похожи на диковинных рыб в дрожащих зябко ячеях рыбачьих сетей. Визжали
по-дикому колеса трамваев, заворачивающих нехотя за стены перовского
магазина; в мудрой задумчивости, опустив головы, несли по воздуху тонкие
ноги легковые лошади, трубно храпели ломовые битюги. Сани скрежетали
полозьями о камни, обнаженные и чернеющие чечевично...
Мимо лился поток людей, будто гонимых кем-то из тьмы, нависшей над
крышами города. Вот женщина в осеннем саке, в кашемировом платке глянула
на него пронзительно, вот мужчина, хорошо одетый, вытянул шею, окинув с
ног до головы Вощинина, старик с кошелкой остановился, затоптался за
спиной. Не следит ли он за ним, не товарищ ли тому, с кистями на карманах?
И тут же ватага парней в рабочих блузах едва не столкнула конторщика
с тротуара, цыганка - лица не разобрать под шалью - окликнула
завораживающим голосом?
- Ай, молоденький, лицо у тебя счастливое...