"Алексей Федорович Грачев. Кто вынес приговор (Повесть) " - читать интересную книгу автора

умоляюще глядя на Трубышева. - Торговли никакой. На липочке дело. Вот-вот
грохнусь в долговую яму, существуй она сейчас...
- Ну что ж... Можно подождать...
Трубышев осмотрел комнату - сундучок, кровать, окно с темной шторой.
Втянул ноздрями воздух, остро пропахший почему-то керосином, хотя висела
над головой электрическая лампочка в шелковом абажуре с оборками.
- Жарко и душно у вас. Какой-то древний врач заметил, что воздух для
легких - тот же хлеб. И, чем грязнее хлеб, тем в большем расстройстве
окажется ваш организм, Авдей Андреевич.
Он не дал открыть рта булочнику, густо побагровевшему, обозлившемуся,
что было видно по набыченной шее:
- Слышали, сливочное масло дорожает в цене? Зима, коровы перестают
доить, "межмолоки" наступают, и зевать тут нельзя...
- Скудность у меня с маслом, - равнодушно признался булочник. - Но
где возьмешь много, и на какие деньги?
- Говорят, в Вологде есть масло. Можно хоть вагон заказать. Ну, а
насчет ссуды, так и быть, под масло ссужу...
- Но у меня нет в Вологде знакомых, - вздохнул булочник и прислушался
к шагам и голосам в передней.
Викентий Александрович покачал горестно головой, промолчал. Он уже
прикидывал: Вощинин должен сейчас прибыть с ордером от Миловидова. Ордер
пойдет Дымковскому. Ну и через пару дней, на воскресенье, можно будет
отправить Вощинина в Вологду. Там Сапожников, Сапожников оборотистый и
скорый...
- Тут уж я вам не в силах помочь, - развел руками Викентий
Александрович. - У меня тоже нет знакомых в Вологде.
А через неделю, в лавке, Вощинин нагнется к уху приказчика. Шепнет
ему насчет сливочного масла. Мол, не надо ли. Приказчик к хозяину...
- Сами бы съездили, Авдей Андреевич, - посоветовал Трубышев. -
Прогулялись бы.
- Какие прогулки. Нельзя оставлять хозяйство. Живо все спустят.
Булочник махнул рукой, добавил:
- На час нельзя оставить. Боюсь. Особенно в пекарне у меня
подобрались зимогоры... Пропьют живо до последнего решета...
Вошла жена Синягина. На подносе - стакан чая с лимоном, в вазочке
сухарики, осыпанные маком. Привычки гостя здесь были известны.
- Благодарю, Катерина Юрьевна, - рассеянно произнес Трубышев и чуть
склонил голову. Жена Синягина улыбнулась. Этот тонкий рот и редкие зубы
заставили его вспомнить о Верочке, их дочери, тощей, длинной девице с
малокровной кожей лица, белесыми локонами до плеч, томной и вялой.
- Как Верочка? Все так же страдает зубами?
- Ах, и не говорите!
Хозяйка нагнулась и шепотом, точно дочь в комнате по другую сторону
коридора могла услышать разговор:
- То здесь болит, то там. Бессонница. Не ест, а ковыряется.
Капризничает...
- Бледная немочь, - изрек голосом доктора кассир. - Это явная немочь.
Уверяю. Замуж - и все эти явления исчезнут. Наша старшая так же вот
маялась до замужества. Сейчас живет в Тифлисе и превосходно чувствует
себя. Для блондинок это свойственно. Так сказать, мление в ожидании...