"Алексей Федорович Грачев. Кто вынес приговор (Повесть) " - читать интересную книгу автора

такое в судебных делах. Жаль только, революция плохо их сохранила,
рассыпались они за ненадобностью, разлетелись, как осенние листья по
ветру. Жаль. Посмотрел бы нынешний агент губрозыска на одно из них,
покумекал бы, кто такой покуривает на завалинке на зимнем солнцепеке.
А разве возникнет подозрение на Викентия Александровича? Вот он в
кресле. Тепло, уютно. Две дочки взрослые у него - Тася и Шура. Есть третья
дочь - Софья, замужем в Тифлисе. Эти две при отце, эти незамужние. Тихие и
богомольные. Сейчас в соседних комнатах шуршат бумагами, тряпками, звенят
чашками. От печей тянет остатками березового духа. С улицы по стеклам
крупа снежная скребет, точно кошка просится в дом. Подыматься из кресла,
чтобы выпить чашку чая, не хочется. Не то что куда-то брести по такой-то
темке да по такому снежному вихрю. Но и подыматься надо, и брести надо.
Поднялся из бамбука, выращенного в Китае, в прошлом еще столетии, и
дочерям:
- К Синягину, а потом на вокзал...
Бывает Викентий Александрович в гостях у частных торговцев. То у
Дымковского, то у Ахова, то у Замшева. Заглядывает. Спросить, нет ли
хорошего реглана, нет ли сапожков-"румынок" для дочерей, или же поздравить
с именинами, или же привезти хорошего лекарства. Осторожно заведет насчет
заказа на товар разговор. Поговорит, послушает, повздыхает, посочувствует.
Но никогда не обещает, никогда не скажет, что он, именно он, Викентий
Александрович, достанет Ахову фанеру в Архангельске. Деловой разговор
лежит на Вощинине. Спустя день-два Вощинин придет к Ахову и предложит
заказ на фанеру. Мол, не надо ли? Он и комиссионные берет с лавочника, а
потом передает в курилке на фабрике Викентию Александровичу. Викентий
Александрович - это тонкая разведка, а Вощинин - это действие. Себя
Вощинин торговцам не называет. Разве что вымышленную фамилию, вымышленное
имя. На случай, если милиция нападет на след, - легче уйти будет. Идея -
Викентия Александровича. Полтора года действует подпольная биржа, и нет
следов, и нет разговоров лишних. Полтора года идут товары отовсюду в
город. Подсолнечное масло и пшеница, тес и фанера, румынки и регланы. На
прилавки частных торговцев. Раскошеливайся пролетариат и крестьянство!
Подходи, налетай на товары первой необходимости! Нигде, кроме как у Ахова,
нигде, кроме как у Дымковского или Охотникова... Пока расшевелится
государственная торговля, пока договорятся, пока кончат переписываться да
подбивать итоги...
Помогает еще Викентий Александрович иному частнику деньгами. В долг.
Под проценты. Тоже три процента в неделю. Из кассы берет из фабричной.
Пачку червонцев в карман Дымковскому. Или же Синягину на покупку новых
решет. Должно развиваться частное хозяйство. Затухнет потому что - и
подпольная биржа прогорит. Один зависит от другого. Идет потому дело.
Прямо как по маслу идет...
Летели саночки едва не по воздуху - лихой, горячий конь попался
Викентию Александровичу. Наяривал извозчик кнутом по крупу:
- Эге-ге-ей!
Сам бы мог завести Викентий Александрович лихача, но ведь разговоры.
Простой кассир при фабрике, по тарифной сетке, по разряду, заработок - кот
плачет, и вдруг саночки, свой собственный выезд...
Качался Викентий Александрович, пряча лицо в воротник из камчатского
бобра. Посматривал на редкие фонари, на редких прохожих, бегущих, как от