"Александр Говоров. Санктпетербургские кунсткамеры " - читать интересную книгу автора

- Ну и трепальщик же ты, служивый, - сказал с досадой бурмистр. - Не
даром треплешь коноплю.
- Позвольте, герр Иеро-феитч, - обратился студент Миллер, подыскивая
русские слова. - Фюр ди виссеншафт нуссен, записать ваш замечательный
рассказ для науки...
Ерофеич посмеивался, потряхивая кисетом.
- А вот я... - вскочил Нулишка, показывая всем кулачок. - А вот я
захочу и крикну "Слово и дело!". И вас всех тотчас... Всех, всех, всех!
Но не успел договорить, потому что бурмистр Данилов взял его за
загривок так, что бедный карлик только хрюкнул.
- А вот я тебя тотчас ногтем раздавлю!

7

- Ах, батюшки! - закричала из окна Грачиха. - Моего-то властелина снова
под руки ведут!
От санктпетербургской дороги через мостик переезжали дроги, а на них
один преображенец в зеленом форменном кафтане поддерживал другого, который
валился белокурой головой то направо, то налево.
Завалинка проворно вскочила и разбежалась. Тот же, которого везли, а
был он в унтер-офицерском мундире с серебряным галуном, очнулся и, завидев
вдову Грачиху, отдал ей честь:
- Здорово, раба, принимай сокола!
Это был ее барин, Евмолп Холявин, лейб-гвардии сержант, совсем еще
мальчишка, белобрысый, нахальный и зубастый, словно жерех. Вдова
засуетилась, выбежала навстречу, за ней студент Миллер, всегда добровольный
помощник, кому надо услужить. Другой преображенский унтер-офицер, который
привез Холявина, смуглый, с волосами до плеч, большими черными глазами,
похожий на девушку, увидев Миллера, раскланялся с ним. С помощью кучера и
слуги он сдал Евмолпа на руки Грачихи и отъехал восвояси.
- Прощай, брат Кантемир! - кричал ему вслед Холявин и посылал воздушный
поцелуй. - Прощай, князенька, российский пиита!
Вдова со студентом ввели подгулявшего лейб-гвардии сержанта в дом, сам
бурмистр придержал перед ним распахнутые двери, а тот продолжал балагурить:
- Вот ты, Данилов, хотя ты и златом препоясан, ты знаешь, что такое
пиита, вирши, гекзаметр? Нет? Куда тебе, торгаш несчастный!
Оказавшись у лестницы, которая вела к нему в светелку, или, как он
любил называть, на антресоли, барин взбунтовался и потребовал "посошок".
Вдова вынесла ему чарочку, поклонилась, а он поставил новое требование;
- А кто будет мне чесать пятки? При дворе всем чешут, даже царевнам.
Слышь, Грачиха? Пусть дочка твоя немедля придет, Аленка. Разве я ей не
господин?
Но через минуту он уже храпел на перине гусиного пуха.
Хотя солнце уже низко стояло над лесом, завалинка сошлась вновь.
- Досталось тебе, мать моя, - сказал бурмистр, щелкая орешки.
История прачки Грачевой многократно обсуждалась и уже не вызывала
лишних разговоров. Вольная дочь приказного писаря, она вышла по любви за
переведенца-канатчика. Тогда особенно не разбирались - беглый, не беглый,
лишь царю канаты вей. Дом они отстроили - вот этот самый, - родилась Аленка.
Да добрался-таки розыск беглецов и до канатчика Грачева. Явился