"Александр Горянин. Традиции свободы и собственности в России " - читать интересную книгу автора

Кедрон, Тивериадским озером, местностями Галилея и Вифания. Именно с
Вифанией вышла незадача. Авторитет царя и церкви позволили относительно
легко решить вопросы выкупа почти всех необходимых земель. А вот "Вифанию"
патриарх был вынужден расположить в менее удобном месте - заупрямился
землевладелец Роман Боборыкин. Причем этим дело не кончилось: в 1660 году,
едва положение патриарха пошатнулось, Боборыкин вчинил жалобу, что патриарх
таки отхватил клин его земли. Тяжба тянулась до 1663 года, о ней узнал царь.
Он дважды просил, чтобы Никон "сделался" (заключил сделку примирения) с
Боборыкиным, но строптивый Никон отвечал отказом. Если бы в тогдашней России
действительно царили нравы, описанные Пайпсом и Гайдаром, то Никон (вплоть
до 1667 года - формально второе лицо в государстве) прихлопнул бы соперника
как комара. Однако дело кончилось в пользу Боборыкина: спорная земля была
отмежевана судом по его "сказке" (показаниям).
Сопоставьте приведенную историю с дилетантскими фантазиями Пайпса (в
книге "Россия при старом режиме") о том, будто все земельные владения
Русского государства уже в XV и XVI вв. "перешли в полную собственность
царя".
О том, что собственность была именно собственностью, а не чем-то
другим, лучше всего свидетельствуют судебные дела. Около 1485-1488 гг.
Троице-Сергиев монастырь вчинил иск некоему Еське Максимову: он де нарушил
межи, ранее установленные судьей Дмитрием Станищевым. Уже цитировавшийся
В.Б. Кобрин выделил именно это судебное дело, привлеченный интересной
подробностью: судья посчитал показания свидетелей ("судных мужей", "людей
добрых", "старожильцев") - участников межевания и местных жителей,
"знахарей" (т.е. знающих), помнивших старые межи - более ценными для
установления истины, чем запись в документе ("разъезжей грамоте"). Видимо,
сказались отголоски более старой традиции устного оформления земельных
сделок. В принципе же, начиная с XV века всякое межевание тщательно
описывалось ("вверх овражком по мху до зыби, по елем и по березам по грани,
да на березу на великую" и т.д.). Судебные дела, во множестве сохранившиеся
в архивах, совершенно ясно показывают, что за собственность шла нешуточная
борьба - со сроками давности, самозахватами, подкупом свидетелей,
экспертизой подписей, с обвинениями судей в том, что они "норовят"
(подыгрывают) или "волочат" (затягивают) и прочими хорошо нам сегодня
известными атрибутами образа жизни в условиях частной собственности.
Соборное Уложение 1649 года разрешило обмен поместий на вотчины при
условии регистрации сделок в Поместном приказе. На пороге петровской эпохи
вотчинное землевладение значительно превосходило поместное, да и сама
условность поместного землевладения со сменой поколений становилась, если
так можно выразиться, все более условной. Иное противоречило бы человеческой
сути. А с 1714 года "условность" и вовсе отпала. Многие поколения русских
помещиков страшно удивились бы, прочтя книги Р. Пайпса и Е.Т. Гайдара.
По сути, эти авторы описывают то, что должно было происходить в
соответствии с их схемой мобилизационного характера экономики России и
тотального доминирования государства во всех общественных процессах начиная
с Ивана III до Петра I и далее чуть ли не до Николая II (цитирую
удивительные, похожие на пародию утверждения Гайдара из "Государства и
эволюции": "До XX века в России практически можно ставить знак равенства
между понятиями "земельная собственность" и просто "собственность"",
"[Сельский] домохозяин - не собственник, а государственное должностное лицо,