"Максим Горький. Рассказы о героях (Советский рассказ тридцатых годов)" - читать интересную книгу автора

- Я тебе, гражданин, пословиц сколько хочешь насорю, ну - толку между
нами от этого не много будет. Это ведь неверно, что "пословица век не
сломится"...
Красноармеец перебивает его:
- Насчет страха - тоже неверно. Это теперь буржуазия смерти боится, а
раньше...
- И раньше, - настойчиво говорит хромой, раскурив папиросу. - Я
обстановку жизни изнутри знаю, в Питере полотером был...
- Ну, если так, - проворчал усатый и усмехнулся.
- Вот те и так! До тринадцати годов я, по сиротству, пастушонком был, а
после крестный батька прибыл в село да и похитил меня, как бирюк барашка.
Четыре года я и выплясывал со щеточкой на ноге по квартирам, ресторанам,
по публичным домам тоже. В Питере тогда особо роскошные бардачки были,
куда тайно от мужьев настоящие барыни приезжали, ну и мужья тоже тайно от
них. Я все четыре года во дворе такого бардачка прожил, в подвале, стало
быть, мог кое-чего видеть...
Курил хромой торопливо, заглатывал дым глубоко, из-под его желтых
растрепанных усов дым летел так, точно человек этот загорелся изнутри и
вот сейчас начнет выдыхать уже не дым, а огонь.
- И в боях я во всяких бывал, - обратился он в сторону красноармейца. -
Я, браток, повоевал так, как тебе, пожалуй, не придется, да я тебе и не
желаю. Под Ляояном был, бежал оттуда так, что сапоги наскрозь пропотели...
Кто-то засмеялся, толстая женщина спросила:
- Что же вы - гордитесь этим?
- Нет, зачем? - звонко отвечал рассказчик. - У меня для гордостей
другое есть, - георгиевский кавалер, два креста получил, когда мотался на
фронтах от Черновицы города до Риги даже. Там ранен два раза, в своей, за
Советы, - два, для гордостей - хватит!
- За что кресты получили? - спросил усатый.
- Один - за разведку и пулемет захватил, другой - рота присудила, -
быстро, но как будто неохотно ответил хромой; плюнув в ладонь, он погасил
окурок в слюне и, швырнув его за борт, помолчал.
Обнявшись, тихонько напевая, подошли две девицы. Одна сказала:
- Смотри - лодка, точно таракан...
- Огоньки на берегу, - задумчиво сказала другая, а красноармеец спросил
что-то о пулемете.
- Да так это, случайно, - нехотя сказал хромой воин. - Послали нас,
троих, в разведку, я - за старшего. Ночь, конешно, австрияки не так
далеко, шевелились они чего-то... Это еще в самом начале войны было.
Ползем. Впереди, за кустами, кашлянул человек, оказалось - пулеметное
гнездышко, вроде секрет. Пятеро были там. Одного - взяли, он по-русски мог
понимать, ветеринар оказался. Нашего одного тоже там оставили, потому что
погоня началась, а он - раненый, а у нас - пулемет. Проступок этот сочли
за храбрость, даже приказ по полку был читан.
- Ногу-то когда испортили? - спросил красноармеец.
- Это уж когда господина Деникина гнали, - очень оживленно заговорил
хромой. - Ногу я упрямством спас, доктор решил отрезать ее. Я его
уговариваю: оставь, заживет. Он, конешно, торопится, вокруг его сотни
людей плачут, он сам плакать готов; я бы, на его месте, топором руки, ноги
рубил, от жалости.