"Максим Горький. Рассказы о героях (Советский рассказ тридцатых годов)" - читать интересную книгу автора

обежал ее, бесцеремонно разглядывая верхних пассажиров, и спросил матроса:
- С верхних-то сколько берут до Астрахани?
И через некоторое время его певучий голосок внятно выговаривал на
нижней палубе:
- Конешно, - легкое наверх выплыва-ат, подыма-атся, тяжелое - у земли
живет. Ну, теперь поставлено - правильно: за легкую жизнь - плати вчетверо.
Нельзя сказать, что этот человек болтлив или что он добродушен, но ясно
чувствуется, что он обеспокоен заботой рассказывать объяснять людям все,
что он видел, видит, узнал и узнаёт. У него есть свои слова, видимо, они
ему не дешево стоят, и он торопится сказать их людям, может быть, для
того, чтоб крепче убедиться в правде своих слов. Прихрамывая, он подходит
к беседующим, минутку-две слушает молча и вдруг звонко говорит нечто, не
совсем обычное:
- Теперь, гражданин, так пошло: ты - для меня, я - для тебя, дело у нас
- общее, мое к твоему пришито, твое к моему.
Мы с тобой - как две штанины. Ты мне - не барин, я те - не слуга. Так
ли?
Гражданин несколько ошарашен неожиданным вмешательством странного
человека и смотрит на него очень неблагосклонно. Пожилая женщина, в
красной повязке на голове, говорит, вздыхая:
- Так-то так, да туго это понимают!
- Не понимают это - которые назад пятятся, вперед задницей живут, -
отвечает хромой, махнув рукою на темный берег, теплоход поворачивал кормою
к нему.
- Верно, - соглашается женщина и предлагает: - Присаживайся к нам,
товарищ!
Он остался на ногах, и через две-три минуты высокий голос его четко
произнес:
- Всякое дело людьми ставится, людьми и славится.
Прозвучало это как поговорка, но поговорка, только что придуманная им и
неожиданная для него.
Вот так он четвертые сутки и поджигает разговоры, неутомимо добиваясь
чего-то. И теперь, внимательно выслушав все возражения против его слов о
том, что "человек умирает со страха", он говорит, предостерегающе подняв
руку:
- Старики, конешно, от разрушения системы тела мрут, а некотора-а часть
молодых - от своей резвости. Так ведь я - не про всех людей, я про господ
говорил. Господа смерти боялись, как, примерно, малые ребята ночной
темноты. Я господ довольно хорошо знаю: жили они - не весело, веселились -
скушно...
- Откуда бы тебе знать это? - иронически спрашивает усатый человек. -
На лакея ты не похож...
Молодой парень в шинели и шлеме резко спрашивает:
- Позвольте, гражданин! При чем тут обидное слово - лакей?
- Есть пословица: для лакея - нет... людей.
- Пословицы ваши оставьте при себе.
Присоединяется еще один голос:
- Пословица ваша сочинена тогда, когда лакея за человека не считали...
- Довольно, граждане!
Хромой терпеливо ждет, выбирая из коробки папиросу, потом говорит: