"М.Горький. Жизнь Клима Самгина. Часть 2." - читать интересную книгу автора

прилепились серые избы деревни, дальше холмы заросли кустами
можжевельника, а еще дальше с земли поднимались пышные облака.
В углу террасы одиноко скучала над пустой вазочкой для мороженого большая
женщина с двойным подбородком, с лицом в форме дыни и темными усами под
чужим, ястребиным носом.
- Madame Каспари, знаменитая сводня, - шопотом сообщил Робинзон. - Писать
о ней - запрещено цензурой. Дружеским тоном он сказал молодому лакею:
- Рыбки, Миша, яиц и парочку пива.
Торопливо закурив папиросу, он вытянул под стол уставшие ноги, развалился
на стуле и тотчас же заговорил, всматриваясь в лицо Самгина пристально, с
бесцеремонным любопытством:
- Интересно, что сделает ваше поколение, разочарованное в человеке?
Человек-герой, видимо, антипатичен вам или пугает вас, хотя историю вы
мыслите все-таки как работу Августа Бебеля и подобных ему. Мне кажется,
что вы более индивидуалисты, чем народники, и что массы выдвигаете вы
вперед для того, чтоб самим остаться в стороне. Среди вашего брата не
чувствуется человек, который сходил бы с ума от любви к народу, от страха
за его судьбу, как сходит с ума Глеб Успенский
Самгин сердито нахмурился, подбирая слова для резкого ответа, он не хотел
беседовать на темы политики, ему хотелось бы узнать, на каких верованиях
основано Робинзоном его право критиковать все и всех? Но фельетонист, дымя
папиросой и уродливо щурясь, продолжал:
- Помните вы его трагический вопль о необходимости "делать огромные усилия
ума и совести для того, чтоб построить жизнь на явной лжи, фальши и
риторике"?
Он ломал хлеб и, бросая крупные куски за перила толстозобым, сизым
голубям, смотрел, как жадно они расклевывают корку, вырывая ее друг у
друга. Костлявое лицо его искажала нервная дрожь.
- Да, жизнь становится все более бессовестной, и устал я играть в ней роль
шута. Фельетонист - это, батенька, балаганный дед, клоун.
Привстав на стуле, он швырнул в голубей пробкой и сказал, вздохнув:
- Глупая птица. А Успенский все-таки оптимист, жизнь строится на риторике
и на лжи очень легко, никто не делает "огромных" насилий над совестью и
разумом.
Говорил он быстро и точно бежал по капризно изогнутой тропе, перепрыгивая
от одной темы к другой. В этих прыжках Клим чувствовал что-то очень
запутанное, противоречивое и похожее на исповедь. Сделав сочувственную
мину, Клим молчал; ему было приятно видеть человека менее значительным,
чем он воображал его.
Небрежно, торопливо поковыряв вилкой заливное из рыбы, фельетонист съел
желе и сказал:
- Питаюсь исключительно рыбой и яйцами - пищей, наиболее богатой фосфором.
Но яйца он тоже не стал есть, а, покатав их между ладонями, спрятал в
карман.
- Для знакомой собаки. У меня, батенька, "влеченье, род недуга" к
бездомным собакам. Такой умный, сердечный зверь и - не оценен! Заметьте,
Самгин, никто не умеет любить человека так, как любят собаки.
Пиво он пил небольшими глотками, как вино, пил и морщился, чмокал.
- Как вы относитесь к анекдотам? - спросил он, оживляясь. - Я - люблю.
Он закрыл правый глаз и старческим голосом, передразнивая кого-то,