"Александр Горохов. Рожденный убивать (роман) " - читать интересную книгу автора

династий, чье прошлое было кровавым и далеко как не отмечалось
благородством поступков. Рол, как сухая промокашка, впитывал всё.
Но история династии Габсбургов, к примеру, его мало интересовала.
Зато как простой безродный офицер с безкультурного острова Корсика
умудрился трясти за шиворот всю Европу, как он, ставши императором
Наполеоном, добрался аж до России - эта байка потрясла "графа Роликова" до
основания его разума.
- Ах, блин, какие дела! Ну, я понятно, знал, что Наполеон на Москву
попер и всякие там "Война и мир" были под Бородино. Но чтоб такую карьеру
офицеришка из деревни колхозной сделал, такого досконально на слух не
попадалось! Слушай, а как же ему удалось так "наверх" пробиться? "Мохнатая
лапа" была? Или башлял налево и направо?
Дать точного ответа на этот простеший вопрос Яров не мог так же, как
и все историки мира. И он начал толковать о предназначении, о силах Эпохи,
которым потребовалась личность подобного рода, короче сказать - пытался
обьяснить категории совершенно необьяснимые, которые обычно списывают от
беспомощности на Помысел Божьий. А Рол в указания судьбы не верил и упрямо
пытался доискаться до материальных и подлинных причин карьеры великого
императора.
Теперь эти уроки истории закончились отстрелянным кусочком уха - вот
так. Заодно закончилась и нелепая дружба, тут же подвел итог Яров, а потом
решил, что из больницы он сегодня тоже уйдет - не медля. За документами,
выписками, эпикризами - можно зайти потом. Если нужно будет. Но "нужно" не
будет, и так все ясно.
Яров накинул на голову капюшон своего купального халата, чтобы
прикрыть подкленное ухо, и пошел по длинному коридору в урологическое
отделение, мучаясь уже другой проблемой. Как достойно проститься с врачами:
хирургом, рентгенологом и лечащей Валентиной Ивановной. Как разойтись со
своими соседями по палате и как поизящней провести ритуал прощания с
медсестрами - включая Елену...
Вот, значит, как получается... Елена Викторовна Борисова. Сегодня
нужно было решать и эту проблему. Хотя таковой - вне сознания Ярова - и не
было. Но более месяца, проведенных им в больнице, тягостное течение времени
скрашивалось для него теми днями, когда через двое суток на третьи дежурила
эта странная, замкнутая и непонятная молодая женщина.
Жизнь среди больных, с их страданиями, камнями в почках, трубками,
торчащими из тела, а главное - нескончаемыми разговорами о качестве
анализов своей мочи, кала и крови - доводили Ярова до иступления. И для
него появление этой спокойной и светлой сестры было знаком существования
другого мира. Он нетерпеливо ждал двое суток на третьи, когда наступало её
дежурство.
За эти сутки они не перебрасывались и десятком фраз. Но каждое из
слов между ними казались Ярову наполненными двойным и даже тройным смыслом.
Вот, значит, как получалось... Теперь нужно было завершать этот
месячный цикл недоговоренности. За воротами больницы никаких отношений не
будет. Он двигался по коридору, быстро подбирая последние слова прощания:
"...В моей жизни, Елена, не было никаких сюрьпризов. Я жил в
одномерном, плоском пространстве. Если приходили новые люди, новые
знакомства, то я видел их ещё издалека. И знал, кто они и с чем идут. Вы
для меня - совершенно неожиданны... непредсказуемы...Вы помогли мне здесь