"Петр Горелик. Навстречу смерти (Рассказы) " - читать интересную книгу автора

письмо с отказом. Не знаю. Но не верю, что заставила обстановка. Только
глупость могла заставить. И не верю, что пошел по приказу. Это какой же
изувер прикажет солдату кончать самоубийством? А это и есть самоубийство.
Героизмом тут не пахнет, потому как без пользы для дела.
Эту связь героизма и пользы для дела Федор особенно выделил голосом и
всем своим видом.
Я посмотрел в лицо Федора. Его ясные голубые глаза говорили мне больше
слов. "Что с него, со старика, возьмешь, - прочел я в его глазах. - Человек
он добрый, надежный, но темный, затурканный. До него не достучаться, полная
безнадега".
- Как же без пользы? - спокойно возразил сапер. - Чего ты кипятишься?
Подумай, рота-то поднялась, пошла вперед. Об этом и пишут. Все очень просто.
- Как же. Не слишком ли просто все это ты себе представляешь?
Спокойный тон старшего лейтенанта вывел Федора из себя. Казалось,
плотину прорвало, и он бросился чуть ли не с кулаками.
- Так телом и закрыл? А шмайсер немецкий так и замолчал? У их пулемета
пятисотпатронная лента. Одной длинной очередью ствол дерева перерезает.
Даром, что ли, в окопах его называют древорубом? Что наше тело для ливня
пуль? Ничто. В один миг перережет и будет поливать роту. Не больно
продвинешься. Бревно бы подтолкнуть к амбразуре, гранатами забросать
немцев - это было бы с пользой. Но об этом не писали бы в газете, и не было
бы никакого героизма. А так и рота не пошла, и тело осталось лежать навеки.
Все еще не остыв, Федор обратился ко мне одному:
- Товарищ майор, я понимаю, на войне пропаганда не последнее дело.
Героизм надо пропагандировать. Но только настоящий. В нашей бригаде в начале
войны наводчик и заряжающий остались в расчете одни, оба ранены, истекая
кровью, продолжали вести огонь, подбили шесть танков. Было это не при мне,
но об этом с гордостью говорят в бригаде все эти годы. Тогда все были
уверены, что ребята погибли. Посмертно представили к героям. Но один чудом
выжил и только в госпитале случайно узнал, что ему присвоено звание Героя.
Вот это героизм. Вот это надо пропагандировать. А не призывать к
бесполезному самоубийству.
Все смотрели на меня, как на судью, ожидая, чью сторону я возьму.
Я думал о сказанном и сознавал, что возразить Федору трудно. И все
же... Стремясь несколько охладить задор спорщика, я напомнил им подвиг
Гастелло.
Федор не дал мне договорить. Его глаза зажглись, обнаружив постоянную
готовность к спору. Он ожидал, что у меня есть что-то в его поддержку. В нем
чувствовался непоседа, характер нетерпеливый: вынь да положь, здесь и
сейчас.
- Гастелло - другой случай. А я, что же, кругом не прав?
Я на мгновение задумался. Мои собеседники ожидали от меня прямого
ответа. Что я мог им сказать? Что меня давно волновало все, что связано с
именем Матросова? Волновало в то время, когда я еще не был штабным, когда
командовал подразделением? Когда мне приходилось удерживать подчиненных и
самого себя от действий внешне героических, но чреватых большими потерями и
бесполезных для дела? Что с тех пор, как перешел в штаб, мне не приходилось
задумываться над этим? Что их спор с Федором вернул меня к мыслям о
Матросове и его подвиге, к мыслям, отошедшим в глубь памяти? Едва ли стоило
в этом признаваться. Нужно было ответить без фальши, правдиво. А правда