"Петр Горелик. Навстречу смерти (Рассказы) " - читать интересную книгу автораписьмо с отказом. Не знаю. Но не верю, что заставила обстановка. Только
глупость могла заставить. И не верю, что пошел по приказу. Это какой же изувер прикажет солдату кончать самоубийством? А это и есть самоубийство. Героизмом тут не пахнет, потому как без пользы для дела. Эту связь героизма и пользы для дела Федор особенно выделил голосом и всем своим видом. Я посмотрел в лицо Федора. Его ясные голубые глаза говорили мне больше слов. "Что с него, со старика, возьмешь, - прочел я в его глазах. - Человек он добрый, надежный, но темный, затурканный. До него не достучаться, полная безнадега". - Как же без пользы? - спокойно возразил сапер. - Чего ты кипятишься? Подумай, рота-то поднялась, пошла вперед. Об этом и пишут. Все очень просто. - Как же. Не слишком ли просто все это ты себе представляешь? Спокойный тон старшего лейтенанта вывел Федора из себя. Казалось, плотину прорвало, и он бросился чуть ли не с кулаками. - Так телом и закрыл? А шмайсер немецкий так и замолчал? У их пулемета пятисотпатронная лента. Одной длинной очередью ствол дерева перерезает. Даром, что ли, в окопах его называют древорубом? Что наше тело для ливня пуль? Ничто. В один миг перережет и будет поливать роту. Не больно продвинешься. Бревно бы подтолкнуть к амбразуре, гранатами забросать немцев - это было бы с пользой. Но об этом не писали бы в газете, и не было бы никакого героизма. А так и рота не пошла, и тело осталось лежать навеки. Все еще не остыв, Федор обратился ко мне одному: - Товарищ майор, я понимаю, на войне пропаганда не последнее дело. Героизм надо пропагандировать. Но только настоящий. В нашей бригаде в начале кровью, продолжали вести огонь, подбили шесть танков. Было это не при мне, но об этом с гордостью говорят в бригаде все эти годы. Тогда все были уверены, что ребята погибли. Посмертно представили к героям. Но один чудом выжил и только в госпитале случайно узнал, что ему присвоено звание Героя. Вот это героизм. Вот это надо пропагандировать. А не призывать к бесполезному самоубийству. Все смотрели на меня, как на судью, ожидая, чью сторону я возьму. Я думал о сказанном и сознавал, что возразить Федору трудно. И все же... Стремясь несколько охладить задор спорщика, я напомнил им подвиг Гастелло. Федор не дал мне договорить. Его глаза зажглись, обнаружив постоянную готовность к спору. Он ожидал, что у меня есть что-то в его поддержку. В нем чувствовался непоседа, характер нетерпеливый: вынь да положь, здесь и сейчас. - Гастелло - другой случай. А я, что же, кругом не прав? Я на мгновение задумался. Мои собеседники ожидали от меня прямого ответа. Что я мог им сказать? Что меня давно волновало все, что связано с именем Матросова? Волновало в то время, когда я еще не был штабным, когда командовал подразделением? Когда мне приходилось удерживать подчиненных и самого себя от действий внешне героических, но чреватых большими потерями и бесполезных для дела? Что с тех пор, как перешел в штаб, мне не приходилось задумываться над этим? Что их спор с Федором вернул меня к мыслям о Матросове и его подвиге, к мыслям, отошедшим в глубь памяти? Едва ли стоило в этом признаваться. Нужно было ответить без фальши, правдиво. А правда |
|
|