"Овидий Горчаков. Прыжок через фронт" - читать интересную книгу автора

внизу справа темную ленту Припяти. В кромешной тьме майской ночи то и дело
угасал мерцавший впереди голубоватый огонек - струя раскаленного газа,
вырывавшегося из выхлопного патрубка мотора летевшей впереди "уточки". Как
правило, летчики полка не садились на незнакомые площадки в тылу врага, а
тщательно изучали их особенности во время выброски груза на парашютах. Нам
же предстояло сесть в Михеровском лесу с первого раза.
Место для перелета через линию фронта было выбрано такое, где у немцев
не было 88-миллиметровых зенитных пушек, стрелявших по вертикали до 11 000
метров со скорострельностью до 15 выстрелов в минуту. Немецкие зенитки
меньшего калибра нам были не очень страшны: 20-миллиметровые
райнметалловские пушки имели вертикальную дальность стрельбы до 4000 метров,
а 37-миллиметровка - всего 3000 метров. На четырехкилометровой высоте без
происшествий перелетели мы линию фронта. Вначале мы хорошо видели ведущего,
но, снижаясь в косматые облака, скоро стали терять его из виду. Потом
огонек, светивший нам путеводной звездой, совсем пропал в рваных облаках.
Над лесом нас бросало в воздушные ямы так, что заходилось сердце.
Посадочная площадка в Михеровском лесу находилась в сорока пяти
километрах юго-восточнее Бреста. Но как ее найти?
Долго кружили мы над темным урочищем, где должны были гореть
партизанские костры. Взошла луна - была третья ночь полнолуния. Лес внизу
осветился призрачным сиянием. Самолет с подполковником и радисткой куда-то
пропал. Где же сигнальный квадрат из четырех костров? Как ни таращил я
глаза, свесив голову, никаких костров и вообще ничего не увидел внизу.
Только молодая листва, развеваемая ветром, вспыхивала в лунном свете. С
тяжелым сердцем крикнул я пилоту, чтобы ложился на обратный курс.
Непогода разыгралась. Порой по лицу хлестал ледяной дождь. Клубились
тучи. Нечего и говорить, что у нашего "По-2" не было никаких приборов для
слепого пилотирования. Не было и радиосвязи. На третий год войны этот
самолет один в нашей авиации оставался без радио. На обратном пути что-то
стряслось с компасом или ветер снес нас с курса - во всяком случае, пилот
сбился с курса, а потом чуть не приземлился на головы немцев не то на
переднем крае, не то над каким-то прифронтовым гарнизоном.
Переговорной трубки телефона у нас не было. - Ищи мельницу! - кричал
Семенов. Он включил мотор и, повернув к нам лицо в полумаске очков, орал во
всю глотку: - Ищи мельницу!
Неистовый шум воздушного потока заглушал его слова. Восточный ветер
гнал навстречу туман. Мы таращили в потемках глаза, искали с "Вовой"
мельницу, а пилот смотрел сразу и на полетную карту-двухкилометровку и на
приборный щиток со скупо освещенным компасом, альтиметром и другими
приборами.
Воздух был так наэлектризован, что под подшлемником шевелились волосы.
Я добросовестно вертел головой, выглядывал за левый борт, впиваясь в
мглистую темень глазами, хотя сознавал, что с такой высоты да в такую ночь
никогда не замечу на земле и небоскреба, не то что мельницы. Я не видел
земли из-за почти сплошной слоистой облачности, но знал - под нами леса и
болота Полесья, пустынной, выжженной гитлеровцами земли, равной по
территории всей Баварии.
Мы не заметили, как перелетели Припять и линию фронта, как попали в
зону нашей противовоздушной обороны. Кувыркнувшись, совершили вынужденную
посадку близ линии фронта у деревни Крушино в трех километрах западнее