"Овидий Горчаков. Нина, Ниночка... (Рассказ о Нине Костериной)" - читать интересную книгу автора

как бы глядя на себя со стороны, анализируя свое поведение, она писала летом
сорокового года: "Чтобы сгладить неловкость молчания, он целовал ее. Но этот
выход из положения ей не нравился. Она думала: они друг друга очень мало
знают. Нужно узнать его поглубже, надо сблизиться духовно, сродниться. Эта
мысль ей не давала покоя, а его... раздражала. Достигнуть физического
сближения нетрудно, а вот познать себя и друга своего - это не удавалось.
Отношения казались нечистыми, нехорошими. Это не любовь, а голая
физиологическая страсть. Она пыталась постичь его внутренний мир, его мысли,
влечения. И ни на один вопрос не получала ответа..." Ее требования к
любимому высоки, и так же высоко ее целомудрие. Удивительной нравственной
чистотой веет от самых ее сокровенных, интимных признаний.
Из Нины получилась бы верная, любящая жена, надежный, стойкий в беде
друг, настоящая мать. "Смотрю на свою фотографию тридцать шестого года,
когда папа уезжал на Север. Неоперившийся "гадкий" утенок с удивленными
глазенками - не то татарчонок, не то калмычка - смотрит и удивляется чудесам
жизни. И вот я вышла на порог "большой" жизни и вижу: расстилается передо
мной туманно-лиловая даль, манит неведомыми радостями, обещает бури в своих
просторах и сладостный покой в каких-то далеких гаванях. Чья-то мужественная
сильная рука лежит на плечах, а детские ручки обнимают шею...
Но прежде всего мне хочется бури..."
А буря неумолимо надвигалась. Она уже бушевала в Западной Европе,
срывая один за другим флаги независимости государств.
До войны Нина не слишком много думала о войне. Правда, она училась
бросать гранату и защищаться от газов и авиабомб, прыгала с парашютной вышки
в парке ("Замечательно!"), ходила в военные походы.
Почти столько же, сколько о друзьях, пишет Нина о книгах. Для нее они и
друзья и добрые, незаменимые наставники. В литературе ищет она ответы на
множество волнующих ее вопросов. И книги занимают все большее место в ее
жизни, формируя ее интеллектуально, воспитывая ее чувства, ведя за собой.
Пожалуй, ни одно предшествующее поколение русского, советского народа не
было в массе своей таким "книжным", как Нинино поколение, последнее
довоенное поколение, не избалованное изобилием кинофильмов, не знавшее
телевидения.
Читала Нина, как большинство из нас, бессистемно, но все же систему в
ее чтении новинок вносили государственная издательская политика и
партийность советской литературы. Благодаря этим влияниям мы все читали
тогда в основном одни и те же книги: Горького, Паустовского, Маяковского,
Вересаева, Ромена Роллана, Фейхтвангера, Цвейга, Стендаля. Сверх школьной
программы Нина берет классиков в библиотеке и в читальне "Ленинки".
"Прочитала Гете, "Торквато Тассо"... Целые строфы вливаются в меня и без
труда запоминаются.." Ее увлекает Блок. И тут же - Герберт Уэллс. Она не
упоминает английский фильм "Человек-невидимка", но можно смело предположить,
что именно этот сильный, прекрасно сделанный фильм привлек ее внимание к
Уэллсу. Испания глубоко запала в сердце нашего поколения-Нина читает "Но
пасаран" Элтона Синклера. Она сознает, что гроза, бушующая в далекой
Испании, докатится и до ее Родины.
"Спасают только книги и театр. Читала Анатоля Франса. Очень
своеобразный писатель. Язык четкий, сжатый, большое чувство юмора.
Высмеивает существующее положение вещей, но будущего не представляет.."
"Книги и театр все большими и большими друзьями становятся для меня".