"Александр Горбовский. Иные Миры" - читать интересную книгу автора

плыть дальше. Они обоснуются здесь, на этих землях, они будут разводить
виноград и оливы, выращивать пшеницу - каждый здесь станет знатным сеньором.
Пусть, кто хочет, плывет с этим безумным идальго, только не они, не они!
Кривой Хуан знал, что он останется с ними. Но только не для того, чтобы
собирать здесь урожаи или разводить овец. Он займется здесь другим делом - и
чем позже остальные узнают об этом, тем лучше. В то мгновение, когда он взял
вынутую из воды флягу, его рука не могла ошибиться. Вода не могла бы весить
столько - во фляге было золото! И еще одно понимал и знал Хуан, то, чего
недодумали, не успели понять остальные: если они остаются здесь, им не нужны
свидетели. Он почувствовал, что близится то мгновение, когда весы судьбы
дрогнут и придут в движение. У этих людей не было предводителя, через минуту
он станет им. И тогда, перекрывая весь гомон и крики, что неслись с палуб
трех сошедшихся вместе бригов, он закричал так, как кричал только свои
команды о время шторма: - Капитана на рею! Сначала все смолкли, но тут же
несколько голосов подхватили: - На рею! Капитана на рею! И уже все
закричали, заревели, заблеяли: - Капитана на рею! Потому что все знали:
после этих слов пути назад нет. А это означало конец всем сомнениям и
колебаниям.
Кто-то торопливо тащил веревку, прилаживая на ходу петлю, кто-то
втаскивал уже на бочонок капитана в разорванном и измятом камзоле. Теперь
все решали мгновения. Если капитана успеют вздернуть до того, как кто-то
заколеблется, раздается хотя бы один голос против, тогда дело сделано и он,
Хуан, сможет поздравить себя.
Не замешкайся тот, с веревкой, может, так бы все и произошло. Но
капитан вдруг поднял руку. И тут же все смолкли. "Значит, и сейчас, и под
петлей, он все равно оставался для них капитаном", - успел подумать Хуан.
И еще: "Нельзя давать ему говорить". Но капитан уже заговорил. И по
тому, как спокойно и властно звучал его голос, Хуан понял, что проиграл.
- Пусть тот, кто хочет ковыряться в земле, остается здесь, - говорил
капитан. - Значит, он не заслуживает ничего лучшего, ничего другого.
- На рею, - попробовал крикнуть Хуан, но все зашикали на него, и он
прикусил язык.
- Матросы, я, Понсе де Леон, сделаю так, что прежние ваши хозяева, все,
у кого вы служили, будут кланяться вам в пояс, валяться у вас в ногах. В
мире не будет людей богаче, чем вы. Пусть принесут флягу, что у меня в
каюте...
- Смотрите, - он поднял флягу над головой, - это золото. Я пренебрег
им... И со своего возвышения он стал швырять мелкие самородки под ноги
стоявшим на палубе.
- Я бросаю его потому, что придет день, когда вы так же бросите его как
ненужное. За каждый глоток воды, возвращающей молодость, вам будут платить
больше золота, чем смогут вместить ваши карманы. Матросы... Кривой Хуан
сделал было легкое движение, чтобы пробраться к трапу, но несколько рук уже
цепко держали его.
- Ура капитану! - закричал кто-то. - Ура! - подхватили остальные. Через
несколько минут Хуан был уже в колодках внизу, в глухом и сыром трюме.
Потянулись дни, которые были неотличимы для него от ночи. Он ни а что уже не
надеялся, ничего не ждал. Он не заходился уже от ярости, когда очередной
матрос, принося пищу, старался поставить ее так, чтобы он не мог достать до
нее. Или нарочно старался расплескать те полкружки воды, что полагались ему