"Елена Горбачевская. Не имей сто рублей..." - читать интересную книгу автора

конце концов все-таки приведет. Эта дорожка была проселочной, и уже довольно
давно ею практически не пользовались, она кое-где поросла травой. В глубоких
рытвинах стояла вода, но их без труда можно было объехать, а по самой дорожке
велики катили весело и резво. Лес обступал нас со всех сторон, но вот впереди
показался просвет. Наверное, деревня, подумала я. Хорошо! И молочка возьмем, и
дорогу спросим. Мои мужчины тоже слегка воспряли духом.
Не тут-то было. Нашим глазам открылась совершенно фантастическая
картина. Сваленный лес, словно небрежно выкошенный лужок, простирался полосой
шириной метров триста и длиной от горизонта до горизонта. Некоторые сосны были
вывернуты с корнем, некоторые сломаны, а иные - согнуты, словно травинки.
Издали они своими комковатыми кронами напоминали траву ежу, которую в народе
называют псевлюем. Будто пьяный великан-косарь здесь резвился. И сама собой
вспомнилась легенда о лесном царе...
Перебраться через этот бурелом, пересекающий нашу такую уютную
дорожку, нечего было и думать. Оставалось только повернуть назад и через
какой-то километр свернуть еще на одну дорожку, еще меньше прежней, которая
вела вообще на юго-восток. Но сейчас это не было важно. Скорее бы выбраться
только из этого зловещего места! Тем более что солнце уже начинало клониться к
закату.
Так мы и ехали, не зная куда, по лесной дорожке. Точнее, даже по
тропинке. Надо было вставать на ночлег, но поблизости не было ни одной деревни,
а, следовательно, ни одного колодца с водой. Так что приготовление ужина
становилось довольно проблематичным. Но вот в сплошной стене леса стало
проглядывать алеющее вечернее небо. Может быть, деревня? Исполненные надежды,
мы из последних сил двинулись на этот просвет. А фиг вам, индейская избушка,
как говорил Шарик из Простоквашино. Мы оказались на берегу озера.
Более мрачного места мне никогда не доводилось видеть. Изрезанная
котловина со всех сторон была окружена густым лиственным лесом, а по краям
заросла камышом и осокой. Вода была такой же черной, как состояние моей души.
Под свинцовым вечерним небом - ни всплеска, ни ряби на его темной глади, больше
напоминающей нефть или мазут, чем воду. Да еще и почти вся его поверхность
заросла ряской изумрудно-зеленого, какого-то даже неестественного цвета. И,
словно призраки, выглядывали в местах, свободных от этой ряски, мрачные
отражения деревьев в черной воде. Кое-где из глубины торчали упавшие и сгнившие
стволы, также покрытые ряской и тиной, развевающейся в воде словно диковинная
борода водяного.
Дальний от нас берег, похоже, вообще был заболочен, поскольку
заросли камышей тянулись до самого горизонта. Да и поблизости буквально на
каждом шагу между корней попадались бочаги с такой же черной, неприятной водой.
Впереди, вдоль нашего берега, параллельно тропинке тоже валялись вывернутые
деревья, а что, что находилось дальше, скрывал плотный как молоко туман.
Казалось, он клочьями выползал прямо из центра бурелома и спускался к берегу.
Бр-р-р!
- Да уж, приехали! - почесал затылок Сережа.
- Сдается мне, что как раз на то самое легендарное Черное озеро мы и
попали, - добавила я. - Что делать будем?
- Даже не знаю, - ответил муж. Пока еще муж. - Надо бы на ночлег
вставать, потому что ночью мы еще больше заблудимся. Сухим пайком перекусим, а
утром разберемся, что к чему.
- Почему сухим пайком? - вмешался Саня.