"Николай Горбачев. Звездное тяготение" - читать интересную книгу автора

Николаевна?
- Еще интересней станет, Михаил Васильевич.
- Вот-вот, ракетчик должен быть красивым!
Покончив с тампонами, он принялся рассматривать то, что еще называлось
лицом, - сплошную гнойную коросту. Смотрел, чуть насупившись, поворачивая
сухими сильными пальцами мою голову. Не известно, что уж он там нашел,
повторяя изредка: "Так, так". Я же знал, что лицо плохо заживало.
"Мигенькая" часто сушила его кварцем, то и дело меняла тампоны, но, кажется,
усилия ее были тщетными. Мне становилось невмоготу от всех этих лекарств,
мерзкого физического ощущения, а беспомощность раздражала и злила. Я нередко
ловил себя на мысли, что с каждым днем грубее отвечал Галине Николаевне, но
она будто ничего не замечала. Чудная женщина!
Михаил Васильевич закончил осмотр, отклонился и выпрямил сухую фигуру.
- Так. Начнем, ракетчик, новые уколы. Будем помогать организму делать
нужную работу.
- Мне все равно. И уколы... Делайте что угодно. Я подопытный кролик --
вытерплю все!
Поздно понял, что опять сорвался. Большие глаза "мигенькой" испуганно
расширились. А хирург положил мне руку на плечо.
- Э-э, слышал, вы - герой. Но, как говорил один философ, пусть
покинет меня все, только бы не покинуло мужество. И не подопытный вы кролик,
а человек, которого собираемся вылечить. - Левая рука его, лежавшая на
коленке, вдруг сжалась в увесистый, жилистый кулак, а пупырчатая, гусиная
кожа на шее побагровела. Он обернулся к сестре. - Все. Вечером первый укол.
Поднявшись, он ушел, а сестра подступила ко мне:
- Что ж ты, мигенький? А? Ты уж крепись... Все будет хорошо. Еще
немного...
Добрая душа! Ей было жалко и меня, и врача, которого я, наверное,
обидел.
Вскоре и она ушла - получать лекарства для будущих уколов.
А я думаю. Крутиков... Не случись тогда у меня с ним "все наперекосяк",
не перевели бы из вычислителей в огневики, не оказался бы вместе с Долговым,
а потом и тут, в палате, на госпитальной койке. Простая цепь зависимостей.
Роковые случайности... Или не так? И в жизни все обусловлено, все происходит
по законам, строгим, неумолимым и неведомым?
После войскового приемника рвался к технике - даже сам не понимал этой
своей прыти, - рассчитывал, начнется настоящее дело! От шагистики, как про
себя называл строевую подготовку, монотонного чтения уставных статей,
школярского повторения их, пока проходил "курс молодого солдата", меня
мутило. Отдушиной были ознакомительные занятия на технике. Нас приводили в
парк, под дощатый навес, где стояли установки, или за три километра, на
"выгон" - лесок, обнесенный колючей проволокой. Тут нам показывали
маневренность установок, знакомили с боевой работой расчета. Ракета лежала
почти в горизонтальном положении, скрытая в металлическом ребристом
цилиндре, и только утолщенная остроносая, словно набалдашник, зеленая голова
ее торчала снаружи. Расчет по команде стремглав бросался в люки, установка
ревела двигателем, окутывалась сизым дымом и срывалась с места, лязгала
гусеницами. Ломая мелкий кустарник, исчезала за деревьями. Я, кажется,
забывал в такую минуту, что войсковичок, салага и что стою в строю таких же,
с разинутыми ртами парней. А рядом восторженно бубнил в самое ухо Пушкарев: