"Николай Горбачев. Звездное тяготение" - читать интересную книгу автора

выкрикнул Крутиков. - Будете наказаны.
Его вывело из себя мое спокойствие, хотя оно мне давалось нелегко.
Что бы произошло дальше, неизвестно, но с крыльца казармы торопливо
шагнула сухопарая, жердеподобная фигура старшины батареи. У него смешная для
его роста фамилия - Малый.
- В чем дело? - еще не доходя до нас, озабоченно спросил он.
Крутиков разгоряченно принялся объяснять происшедшее. Выслушав его,
Малый насупился, редкие брови ощетинились, морщинистая кожа на лице чуть
окрасилась изнутри, обернулся ко мне:
- Идить до каптерки.
Уходя, я уловил позади негромкий, но жестковатый, с украинским акцентом
голос:
- Стара история, Крутиков: ломаете дрова...
Солдаты провожали меня притихшие, молчаливые. Только тут ощутил --
противная, мелкая дрожь, родившаяся почему-то в животе, растеклась, дошла до
ног и рук. Вот тебе и первая шайба в твои ворота! Но это, видно, только
цветики. Впрочем, посмотрим. В конце концов, постоять за себя сумею. "Какое
мне депо до вас до всех..."
Каптерка - узкая, тесная; к стене прижался тоже узенький стол,
покрытый застиранной, пожелтевшей простыней, за бязевыми шторами на
стеллажах - шпалеры солдатских чемоданов, на вешалках - обмундирование.
- Ну як, герой? Приказы отказываетесь выполнять? Дуже рано. Шо ж
дальше?
В дверях стоял Малый, ссутулившись, подавшись вперед, точно готовился
налететь коршуном. Старшине сверхсрочной службы перевалило уже за сорок, два
пацана (жена старшины работает) днями бегают возле домов офицерского
состава. Под кителем у Малого проклевывается тугой, будто арбуз, живот. "Це
вже не от котлет, а от лет", - шутит старшина над собой. Узкая, вытянутая
каптерка оставила отпечаток и на старшине: оттого что ему приходилось сидеть
в ней за столом, вдавливаясь в него, поперек кителя у Малого на уровне
второй снизу пуговицы ворс вытерся, бронза пуговицы съелась, контур
звездочки отливал сине-белым металлом.
Я поднялся с табуретки, молчал. Что ж, если понадобится, и ему отвечу.
Хотя почему у него лицо суровое, брови косо развернулись, но глаза живо и
даже будто бы одобрительно блестят?
- Молчите? Наче не Кот Иванович - слизать с глечика сметану и --
шасть в кусты!
Я думал: "Испытывает? Деликатностью хочет взять? Или просто прелюдия --
и сейчас начнет кричать? Нет, надо упредить, вот сразу, сейчас". Взгляды
наши встретились.
- Ошибаетесь. Далеко не так. Мне незачем в кусты.
- Интересно...
- Думаю, и в армии нельзя умалять человеческое достоинство.
- Шо ж, грамотный. Бачу...
Меня это "бачу" обожгло - я вспыхнул:
- Приказание приказанию рознь. А это - оскорбление. Да! И, если
хотите, за это надо бить!
Я разошелся, сыпал словами, не стесняясь, видел, что у старшины в
уголке рта появилась улыбка, глаза странно светились. Оборви он меня резко,
не распушился бы так - клин клином вышибают! Что уж руководило им в ту