"И.Горбатко. Дело полковника Петрова " - читать интересную книгу автора

Кроме матери и брата я рассказал о своих планах уехать из страны
только нескольким близким друзьям. После многодневных дискуссий, которые не
привели ни к чему, нам пришла в голову мысль. Остров Кюрасао, являющийся
голландским владением на островах Вест Индии, имел статус свободного порта,
и для въезда туда не требовалась виза. Я написал письмо в голландскую
дипломатическую миссию в Стокгольме и попросил выдать мне визу на въезд в
Кюрасао. Ответ соответствовал нашим ожиданиям - визы туда не требовалось.
Затем я посетил поверенного в делах Великобритании в Каунасе (в то время
это была столица Литвы) мистера Престона, который занимался вопросами
защиты интересов польских граждан в Литве. В результате мне выдали
проездной документ. Я приложил этот документ и письмо из голландской миссии
к моей официальной просьбе выехать из советской страны. В сопроводительном
письме я указал, что являюсь безработным музыкантом, и что у меня на
Кюрасао живет престарелая тетя, с которой я просто жажду как можно скорее
воссоединиться. Оценив свои шансы на получение разрешения (здесь следует
заметить, что я всегда был оптимистом), я принялся продумывать более мелкие
детали на случай, если дело удастся. Я намеренно спровоцировал несколько
ссор с актерами и рабочими театра. Когда после этого я рассказал им о моем
намерении покинуть театр для того, чтобы продолжить учебу на медицинском
факультете, никто уже не стал серьезно возражать против моего ухода.
Через несколько недель случился приятный сюрприз. Я обнаружил свою
фамилию в списке тех, кому было разрешено покинуть Советский Союз. На
оставшиеся у меня после оплаты билетов деньги я купил бриллиант и спрятал
его в тюбике с зубной пастой, и 28 февраля 1941 года в Вильно я сел на
транссибирский поезд. С тяжелым сердцем прощался я с матерью, братом и
двумя моими близкими друзьями. Будущее рисовалось мучительно
неопределенным, я оставлял тех единственных людей, которых любил, не зная,
когда увижу их снова, если это вообще удастся. Печальная перспектива.
Поезд прибыл в Москву через сутки и некоторое время стоял там. Шел
сильный снег, но я пошел пройтись по городу, и был сразу же поражен
контрастом между массивностью и представительностью общественных зданий и
трущобным видом и перенаселенностью жилых районов.
Картина бесшумно движущихся людей на фоне огромных тяжелых зданий
угнетающе действовала на меня. Казалось, что эти более чем скромно одетые
прохожие не принадлежали этому величественному городу, и что им до него нет
дела, настолько они были поглощены своими личными заботами. Общее безмолвие
усугублялось видом крупных хлопьев снега, падающих на и без того сильно
заснеженные тротуары. Общая атмосфера выражала апатию и безнадежность. Я
чувствовал, что каков бы ни был конфликт между человеком и государством,
пострадавшей стороной здесь был человек.
В ходе дальнейшей поездки мы проследовали через Омск, Томск,
Новосибирск, а также другие крупные промышленные города вдоль маньчжурской
границы. Через десять дней после посадки в поезд, и очень устав от поездки,
мы добрались, наконец, до Владивостока. Здесь я столкнулся со значительными
препонами со стороны чиновников как советских, так и японских консульств,
но, в конце концов, где блефом, а где напором мне удалось получить визу в
Японию.
Мое пребывание в Японии прошло без приключений. Я продал бриллиант,
который достал из наполовину использованного тюбика с зубной пастой, и жил
на вырученные от его продажи средства. После России японский народ казался