"Борис Леонтьевич Горбатов. Непокоренные " - читать интересную книгу автора

стуки в Каменном Броде, хриплые голоса через дверь: "Телеграмма!" - и
бряцанье шашек о сапоги...
- А я думал, - сказал он, скривив губы и качая головой, - что так и
умру, не услышав больше слова "полиция"...
Утром Антонина ушла за паспортом на биржу труда и вернулась только к
вечеру. Тарас взглянул на нее и ни о чем не спросил. Спрашивать было нечего.
Антонина молча опустилась на лавку и словно застыла. Так сидела она в
сумерках кухни, бессильно опустив руки, и молчала. Бабка Евфросинья подсела
к ней.
- Били? - шепотом спросила она.
- Только что не били, а то всего было, - отозвалась Антонина. - За всю
жизнь на коленях наползалась.
- Отпросилась?
- От Германии отпросилась, а на службу - идти.
- Идти? - всплеснула руками бабка. - Что старик скажет? Да ты б им,
поганым, в рожу плюнула...
- Плюнешь! Как же! Кровью плюют на этой бирже люди. Сама видела. Нет,
мама, не героиня я. Я ползала.
В эту ночь она плохо спала. Все чудились ей за стеной тяжелые шаги
Тараса. "Ходит и ходит. Ходит и ходит, - мучалась она. - Меня проклинает". А
потом мерещился Андрей, весь в крови; он глядел не на нее, а куда-то сквозь
нее, словно была она пустая и прозрачная. Она падала на колени перед ним.
"Никогда я тебе не изменяла, Андрей, ни душой, ни помыслом". Но он все
глядел через нее и ничего не говорил, словно ее не было. А за дверью все
звучали шаги Тараса и чей-то насмешливый голос дразнил: "Измена в твоем
гарнизоне, Тарас! Измена!"
Утром, собираясь на службу, она старалась не встречаться глазами с
Тарасом, но всею кожей чувствовала, как он следит за ней. Следит молчаливым,
тяжелым взглядом - никуда от него не скрыться.
И, уходя уже, взявшись рукой за щеколду двери, Антонина умоляюще
произнесла:
- Не судите меня, Тарас Андреич!.. Я... я не могу, когда бьют...


4

"Я не могу, когда бьют". Она жила теперь в вечном страхе и ожидании
ударов. Каждый громкий окрик заставлял ее спину вздрагивать. Спина была
сейчас самой чуткой частью ее тела. Все притупилось и одеревенело в ней.
Только спина жила.
День на бирже труда лишь оглушил и растоптал ее, все остальное пришло
потом.
Служба в жилотделе управы сначала успокоила ее. Работать никто не
хотел. Сидели грызли семечки. Шелуху сплевывали в пустые ящики письменных
столов.
- Плюйте, девочки, плюйте, - говорила им Зоя Яковлевна, главбух
отдела. - Только убедительно вас прошу, когда немец войдет, делайте вид, что
вы работаете. Делайте вид, убедительно вас прошу.
Но появлялся комендант. Требовалось вставать и кланяться, и ждать, пока
немец ответит кивком. Он медлил. Он нарочно медлил. Обводил ледяным взглядом