"Борис Леонтьевич Горбатов. Непокоренные " - читать интересную книгу автора

ее работу. - И названье этому выдумал: агрегат. А по-моему, горе это наше, а
не агрегат. Одно горе, больше нет ничего...
Ставни были еще закрыты. Сквозь щели протискивался тощий и словно
помятый утренний свет.
- Открыть ставни, что ли? - вызвался Андрей. - Темно, как в могиле.
- Так и живем! - отозвалась мать. - Глядеть не на что.
Теперь, утром, все дома показалось Андрею не таким, каким было прежде.
На него вдруг глянуло страшное лицо нужды, вчера он ее не заметил. Он и сам
не сумел бы объяснить, в чем он ее увидел: в агрегате ли Тараса, в кислых
лепешках, заменяющих хлеб, или в том, что самовар пылился в углу ("Значит,
нет в доме ни сахару, ни чаю. Как же мать без чаю живет, чаевница?"), - но
нужда хозяйничала здесь, это он увидел ясно и принял почему-то как упрек
себе. Словно он, Андрей, был виноват в том, что война, и немцы в городе, и
нет хлеба.
Понемногу к столу стала собираться семья - все хмурые, молчаливые. Даже
Ленька глядел на дядьку исподлобья, с явным неодобрением. Дольше всех не
выходила Антонина. А когда, наконец, вышла и, странно волнуясь, подошла к
мужу, он понял, отчего задержалась она: пудрилась. Но и пудра не могла
скрыть, как постарела и осунулась Антонина. Особенно постарели ее глаза,
стали тусклыми, испуганными. "Плачет много", - догадался Андрей и
отвернулся.
Завтрак прошел быстро и хмуро. Все молчали. Только маленькая Марийка
щебетала и ластилась к Андрею.
- Ты в школу ходишь? - спросил он.
- Не... - удивленно ответила Марийка. - Теперь же немцы!
- Да, да... - пробормотал он. - Я не подумал.
Он и это принял как упрек себе: словно он виноват, что теперь нельзя
Марийке ходить в школу.
- Ну, я с тобой сам заниматься буду! - торопливо посулил он дочке.
После завтрака Тарас стал собираться на завод. Торжественно вытащил
свое рванье, стал одеваться.
- Что, отец на заводе работает? - удивленно спросил Андрей у сестры.
- Да... вроде... - усмехнулась та.
- Под конвоем дедушку водят на завод! - закричал Ленька. - Вот! А без
конвоя он не ходит.
Его голос услышал и Тарас у себя в комнате.
- Да, да! - отозвался он оттуда. - Почет! Почет мне на старости лет от
немцев за мое непокорство. Как губернатора, меня ведут на завод. Под
конвоем.
- И ты служишь? - спросил Андрей у Насти.
- Я? Нет!
- А что же делаешь?
- Я прячусь.
- Прячешься? От кого же?
- От всего. От Германии. От службы. От немецкого глаза.
- Как же ты... прячешься?
- А так... Хоронюсь, не высовываюсь. У меня теперь вся жизнь в том,
чтобы прятаться, - загадочно усмехнулась она. И Андрей с удивлением и даже
завистью подумал: "А они тут свою войну с немцами ведут; малую, конечно,
войну, но гляди-ка, какую непримиримую".