"Борис Горбатов. Большая вода (Советский рассказ тридцатых годов)" - читать интересную книгу автора

- Хорошо-о! - соглашается дядя Терень.
Они спускаются к избе. Трофимов зовет ее усадьбой.
Пожалуй, это единственное на всем Восточном берегу жилье, обнесенное
частоколом. К чему тут частокол, Трофимов и сам не знает. Воров не
водится, бродяги перевелись, волки не забегают. Да и на землю трофимовскую
никто не посягает. На десяток километров окрест он один - хозяин тундры,
ее единственный обитатель и добытчик.
Но он именно этот участок у бухточки огородил, обособил.
Он словно оборонился от тундры: вот здесь мое, жилое, трофимовское, а
там, за частоколом, - уж чужое, дикий край, глухое место. И изба у него,
не в пример другим, аккуратная, теплая, ладная. Он пристроил к ней
завалинку, баньку вывел в стороне. Плавник напилил аккуратными брусками и
сложил в штабеля. Двор изрыл канавками, чтоб весенняя вода быстрей
стекала. А по двору пустил гулять гусей, - еще в прошлом году он словил
двух линялых и приручал, их. Они бродят по двору, словно на птичнике, и
уныло гогочут. Собаки к ним уже привыкли.
- Хозяйственный мужик у тебя отец-то! - говорит дядя Терень, вдыхая
сладкий дым жилья, и в его голосе слышится не только одобрение, но и
снисходительность, совсем такая же, как у Митяя, когда он говорит об отце.
Они застают Трофимова во дворе. Он возится с топором подле нарты. Над
быстро высыхающей землей двора поднимается теплый весенний пар. И кажется,
что Трофимов не нарту чинит, а борону ладит к весне.
- А я оленя убил! - кричит Митяй. - Сам убил. Дядя Терень видел.
- Ишь ты! - удивляется отец и, здороваясь с дядей Терентием, говорит,
указывая на сына, словно извиняясь: - Охотник растет. Дикой.
Он ведет дядю Терентия показать прибыль в доме: дочку.
Дочке - три месяца. Она спит в люльке, подвешенной к матице [Матица -
центральная балка избы], и во сне сладко причмокивает губами. Люльку
Трофимов смастерил сам.
Пока трофимовская хозяйка возится у печки, мужчины курят и беседуют.
Разговор - хозяйственный, заводит его Трофимов. Он душевно рад, что
случился собеседник, есть пред кем похвалиться планами. Планы большие:
затеяно избу перестроить, баню расширить, катух для собак сделать новый...
- Да тебе бы города строить, Трофимов! - смеясь, перебивает дядя
Терень. - Какой ты охотник? Ты - человек-строитель.
- Вот и строю, - гордо улыбается Трофимов.
Хозяйка ставит на стол еду. Мужчины прячут трубки за голенища и берут
ложки.
- В газетах пишут, - говорит меж борщом и жареной олениной дядя Терень,
- а мне люди пересказывали, будто ученые такое удобрение придумали, что
можно и в тундре хлеб сеять.
- Оно хорошо-о! - оживляется Трофимов. - Земли-то тут - боже ты мой!
Если ее поднять, да вспахать, да засеять... - Он даже замирает в восторге,
но потом, махнув ложкой, заканчивает: - Только, полагаю, врут люди. Земля
насквозь мерзлая, ее удобрением не возьмешь, - и прибавляет, вздохнув: - А
земли много!
После сытной еды разговор стихает. Хозяйка нянчится с дочкой. Митяй,
видно, вспомнил приписочку к договору, сел за книгу. Подпер кулаками щеку,
читает, шевеля губами. Да нетнет и бросит взгляд в окно, - взгляд птицы в
клетке. Трофимов вышел на минутку по хозяйству, со двора доносится стук