"Борис Горбатов. Большая вода (Советский рассказ тридцатых годов)" - читать интересную книгу автора

мешок.
- Эх, люди, люди! - качает он головой. - Звери в берлоге.
Повойников смущенно опускает лохматую голову.
- Не осуди! - хрипло просит он и разводит руками.

Долог путь до моря сизого... Эх!
Тяжек путь до острова скалистого... Эх!
Где ты, мачта, где, заветная?
Э-эх!

Вот и заветная мачта выглянула из тумана. Вот и черные скалы. А за
скалами уж и море сизое. Путь окончен.
Дядя Терень входит в Бухту Диксона. Снег со льда сошел, и бухта - как
двор хорошего хозяина, - чистая, точно метлой выметенная. Только в ямках
во льду чернеет мусор, но и он сверху покрыт тонкой, прозрачной ледяной
коркой... Похоже на стеклянные шары, украшение комодов.
Первым делом дядя Терень отправляется на радиостанцию.
Здесь вытряхивает он свой мешок и наблюдает, как несутся в эфир и
заботы Трофимова, и ревность Арсения, и любовь Жданова. Вот последняя
радиограмма отстукана. Теперь дело дяди Тереня - ждать. И слушать.
Он сидит в кают-компании, окруженный полярниками, прихлебывает кофеек
из большой кружки, лакомится засахаренным лимоном и слушает. Слушает он
жадно, все нужно знать ему:
и что на свете делается, и какие караваны идут, и где нынче лед. По
целым часам сидит он подле репродуктора, окутанный облаками табачного
дыма, подолгу простаивает у карты, на которой флажками расцвечены пути
кораблей. Расспрашивает синоптиков, радистов, моряков с зимующего лихтера.
С ним люди разговаривают охотно, он умеет и спросить, и послушать, и свое
слово вставить. Он ничего не записывает, - такой моды у него нет, он и не
знает, что можно новости записывать, но что он услышал и понял, то
запомнил прочно. Кок говорит, что дядя Терень совсем "нафарширован
новостями", - а старику все кажется, что узнал он мало.
Однако засиживаться на Диксоне нельзя. Весна торопит:
ныне она ранняя. Она уже во всей красе: дожди и туманы.
Это и есть полярная весна. Дядя Терень озабоченно прикидывает в уме
сроки: обратный путь будет во много раз трудней.
- Летуй с нами, дядя Терень, - предлагают радисты.
- Мне, мил человек, летовать здесь никак нельзя, - отвечает он. - Меня
люди ждут.
Однако и уходить никак невозможно. Вот уж со всех концов получены
ответы на телеграммы, только от бабенки Арсения все нет и нет.
- Экая бабенка, какая непутевая, - злится дядя Терень, но не уходит с
острова, ждет: как без радиограммы к Арсению явишься?
Тоскливо глядит он, как тает под дождем лед на бухте, - он весь уж в
дырочках, точно сыр. Почернел и съежился снег на северных скатах гор. А
ответа от бабенки все нет. Пролетел над островом первый косяк гусей, это
уж гусь самостоятельный, - а ответа нет. Все сроки вышли, нет и нет
ответа. Радисты решили подсобить дяде Терешо в беде.
- Мы ее к телефону вызовем. Врет, явится.
И точно - на другой день дядю Тереня вызвали на рацию.