"Гор Геннадий Самойлович. Замедление времени" - читать интересную книгу автора

полифонического романа. Изучая романы Достоевского, они не отрывали форму от
содержания (Достоевский меньше всего был пригоден для такого рода
эстетической анатомии), а открывали единство мысли и ее выражения,
прослеживая путь этой мысли до самых ее истоков.
Сейчас мне кажется странным, что при всей своей наблюдательности и
Энгельгардт, и Бахтин, и Комарович не заметили того общего, что объединяет
Достоевского с древнерусской культурой, в которой своеобразный аскетизм был
слит с радостным восприятием мира. В романах Достоевского чувствовалась
гармония древних церквей Владимира, Новгорода, Пскова, Суздаля и, конечно,
живописи Андрея Рублева.
На площадке, на лестницах или в коридорах и в аудиториях я всегда
встречал молодого писателя, И.Рахтанова, словно он тут не только учился, но
и жил. Не тут ли он писал свои короткие, с полстранички, экспериментальные
рассказы? Печататься Рахтанов не спешил, но, чтобы не потерять навсегда
связь с читателем, он превращал его в слушателя, останавливая вас в коридоре
или на лестнице, и тут же приобщал к своему лапидарному
полуустному-полуписьменному творчеству.


13

Еще был далеко впереди полет Юрия Гагарина, но чуткие люди двадцатых
годов как бы предчувствовали дыхание космической эры.
Понимание человека как существа не только земного, но и космического
уже стояло на пороге времени. Передовые биологи века не чуждались методов
физики и математики и уже понимали жизнь и ее развитие как непрерывный рост
упорядоченности и убывание энтропии.
Если перевести язык естественных наук на язык эстетики, то рост
упорядоченности можно сравнить с чувством гармонии, свойственным искусству
итальянского Возрождения и живописи замечательного советского художника
Петрова-Водкина.
Нас, студентов-филологов, водили в Эрмитаж и Русский музей искусствовед
профессор И.И.Иоффе и его друг Б.П.Брюллов, внук великого художника. С
помощью Б.П.Брюллова мы видели искусство как бы в двух ракурсах: сквозь
призму истории и сквозь призму семейных преданий, когда вдруг узнавали, что
о той или другой картине сказал в кругу семьи Брюлловых Достоевский или
Тургенев.
Приходя в Русский музей, мы неизменно останавливались возле картин
Петрова-Водкина. В картинах этого прославленного мастера нас поражала
гармоничность, которую хочется назвать менее привычным, взятым из физики
словом - упорядоченность. Казалось, цветом и рисунком художник вносил
порядок не только в изображаемый им мир, но и в душу зрителя, вдруг
начинавшего понимать свою слитность с самой музыкой бытия.
В юности каждому хочется не только умозрительной, но и живой
непосредственной связи с прошлым. Уж не такого ли рода любопытство к давно
минувшему заставило меня пойти к выходцу из середины XIX столетия, в покое и
тишине доживавшему свои последние годы?
Иероним Ясинский жил в Доме книги на Невском. На дверях висела надпись:
"Просим без крайней нужды не беспокоить престарелого и больного писателя".
Осознав, что крайней нужды у меня все-таки не было, я в нерешительности