"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автора

с каким заполнившие улицу жители городка смотрели на водителей и стрелков,
на их командиров и вели с ними разговоры, перекидывались репликами и
шутками.
И вдруг словно какой-то электрический ветер прошелестел вдоль колонны.
Танкисты оборвали разговоры, отделились от толпы, у всех в лицах появилась
какая-то одинаковая строгая серьезность, все как-то одинаково подтянулись и
застыли у своих машин.
В конце улицы, откуда пришла колонна, показался открытый автомобиль,
длинный, широкий, такой же серо-зеленый, как танки и броневики, и, наверное,
сделанный из такой же брони, - это чувствовалось по его тяжко-плавному ходу
и низкому проседанию на рессорах. На шофере была черная блестящая кожаная
куртка и очки-консервы. В автомобиле сидело несколько военных, высших
командиров; это было видно по всему - по необычному автомобилю, ромбам в
петлицах, по тому ветру, что пронесся по колонне от хвоста до головы и без
специальных команд заставил танкистов вытянуться и застыть в напряженном
внимании возле своих боевых машин.
Автомобиль остановился, откинулась дверца, и, ступив сначала на
подножку, вышел невысокий плотный командир с седыми висками, в наплечных
ремнях, с шашкой, висевшей у него на боку. Не помню, сказал ли кто это в
толпе и я услышал, или это само родилось во мне, но только в моем сознании
мгновенно пронеслось, прозвучало короткое, как выстрел, слово: "Командарм!"
Не знаю и не могу объяснить, почему у него на боку была шашка. Ведь он
приехал не на коне, а в штабном автомобиле, был не девятнадцатый или
двадцатый, а тридцать четвертый год, конница и кавалерия уже отходили в
прошлое, в легенды и песни о Перекопе и Каховке, войска стали другими,
оснащались моторами, одевались в броню. На маневрах, на которые шли эти
танки, должны были действовать в основном механизированные полки и
бронедивизионы. А командующий был с шашкой, украшенной темляком из золотого
шнура с кисточкой, в ножнах, отделанных блестящими медными накладками,
сверкавшими тоже как чистое золото. Выходя из автомобиля, командарм вынес
эту шашку в руке, а на мостовой опустил ее, быстрым движением оправил
поясной ремень и портупею, и она повисла рукоятью и темляком у левого его
бока, концом почти касаясь задников его блестящих сапог со шпорами, тонко,
серебряно, мелодично прозвеневшими, когда он спускался с подножки
автомобиля. Может быть, в ту пору у высших командиров Красной Армии еще
сохранялась форма, принятая в годы гражданской войны, может, это только
привычка много и доблестно сражавшегося военачальника вольно или невольно
старалась удержать, сохранить неизменным, традиционным командирский облик,
сложившийся на той войне, а может - это была какая-то особая шашка, с
которой не хотелось, невозможно было расстаться, потому что она была дорога
какими-то воспоминаниями этому седовласому командарму с лицом простого
рабочего, слесаря или кузнеца, с ромбами в петлицах и двумя орденами
Красного Знамени, рдевшими, как маки, на его груди на красных шелковых
розетках.
К командарму с разных сторон подошли командиры танковой колонны,
козыряя, вытягиваясь. Одни так и оставались, вытянувшись, руки по швам,
глаза на командарма, другие, отдав приветствие, принимали более свободные
позы, но все равно чувствовалось, что даже в этих своих свободных позах они
внутренне напряжены и находятся как бы по команде "смирно", каждое мгновение
помнят и сохраняют служебную и какую-то еще другую, помимо служебной,