"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автора

лепные узоры, очертания каких-то птиц и рыб. Прямо над моей кроватью парил
белый кудрявый ангелок с голубиными крыльями за спиною, в длинной складчатой
рубашечке. Он летел по звездному небу, но его ножки оставались за стеною, в
соседней квартире. Просыпаясь по утрам, открывая глаза, первое, что я
видела, был этот белый ангелок, парящий надо мною в звездной высоте. Совсем
маленькой мне казалось, что он понемногу движется, каждое утро все больше и
больше появляются его ножки, и когда-нибудь, в какое-нибудь утро, он
окажется надо мною весь, полностью, со своими нежными детскими пяточками.
- Папа, а куда он летит? - спрашивала я у отца.
- К тебе в гости.
- Нет, серьезно!
- Я и говорю серьезно. Ему в твои игрушки поиграть хочется. У тебя их
много, а у него их нет. Видишь, в руке его только веточка!
Я всматривалась в отцовские глаза, пытаясь уловить шутку. Но у отца
было трудно разобрать, когда он шутит. Он постоянно так делал - путал
веселое и серьезное, как правду преподносил свои неистощимые выдумки, - и
так не только со мной, но и с мамой, соседями, знакомыми. Мама иногда не
выдерживала, сердилась:
- Надо же знать меру, наконец! Тебя никогда не поймешь, все ты
скоморошничаешь! Наговорил Нине, что есть летучие кошки, что они ловят
летучих мышей... Ты ее только сбиваешь. Она это запомнит - и будет так
думать. Да еще ляпнет где-нибудь, всем на смех!
- Ладно, я переменюсь, буду, каким ты хочешь: абсолютно серьезным,
абсолютно деловым. Лаконичным: да, нет. Со следующего понедельника.
- А почему с понедельника?
- Нужно время на перестройку.
- Сколько ты уже сроков назначал!
- А вот со следующего понедельника - точно!
- Хорошо, посмотрим, - говорила мама.
Но я знала, она первая бы расстроилась и огорчилась, если бы папа
действительно стал таким: нахмуренно-деловым, без своих всегдашних шуток,
розыгрышей, подковырок.
Но папа не сумел бы перемениться, если бы даже очень этого захотел:
слишком много было в нем энергии, живости и задора, все это так и плескалось
из него во все стороны. Я уже сказала, как он жил - как будто куда-то все
время несся. Делал все с увлечением, жадно, всегда на каком-то подъеме, в
радостном настроении; плохих настроений я у него не помню. Они, вероятно,
бывали, даже наверняка, никому без них не обойтись, но отец умел их
сдерживать в себе и быстро от них освобождаться. На работу в авиатехникум,
на свои лекции по физике, он уходил всегда спеша - не потому, что опаздывал,
гнала охота, постоянное чувство, будто наступивший день - самый
значительный, самый важный из всех, что были. Техникум открылся недавно,
отец был одним из тех, кто его добивался, организовывал; отец был горд
победою, не жалел для техникума сил, времени; если было надо, азартно и
готовно делал совсем черную работу: разгружал для котельной уголь, вместе с
электриками чинил и налаживал электропроводку, лез после бури с
кровельщиками на крышу прибивать сорванное железо, латать прорехи. Но
достигнутого ему уже было мало, он с энтузиазмом смотрел уже дальше,
говорил: это только начало, мы развернем техникум в институт. Вот
посмоМГтрите - добьемся! На левом берегу растет авиазавод. А появится свой