"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автора

важно для их планов, что третьего дня пополудни в деревне, скажем, Борки
дождь капусту полил...
- Молод ты, парень, молод... Мало еще на свете пожил. И мозгой шевелить
не научился... - как бы итожа, тоном полного осуждения заметил Чурсин.
- Нет, все-таки - как же это можно на базаре шпиона распознать? - не
сдавался Игорь. Мысль и сомнение его работали: там, в куче, когда говорили
старшие, он молчал и слушал, но сейчас, не скованный присутствием большого
числа взрослых, он непременно хотел разобрать все по косточкам,
проанализировать и взвесить - что правда, а что выдумка, досужая болтовня
легковерных людей, падких на всякие слухи, которых всегда было много вокруг,
а с началом войны наплодилось совсем в невероятном количестве. Ведь
несколько дней назад утверждали даже, что немцы десант на узловую станцию
Лиски сбросили. А потом, как оказалось, в Лисках в этот же день тоже был
слух о десанте, но только говорилось, что сбросили его на город.
- Заладил, чисто попугай - как да как! На такие дела особые люди
поставлены. Они знают - как! - вскипел Чурсин, уже всерьез раздраженный
Игорем, его пытливостью.
Чурсин был человеком, что свои мнения составляют из готового, с полною
во все верою, и его всегда сердили, раздражали такие вот, вроде Игоря,
строптивцы, которые дерзают сомневаться, рассуждать. Выпендриваются - а
чего? Умней всех хотят быть? Умней всех не станешь...
- И передатчиков таких нет, чтоб из ридикюля - и на тыщу
километров... - сказал Игорь, помолчав с полминуты. - Ленич, ведь правда
нет? Ленич! - окликнул он Говорушенко.
Ленька не был мыслителем и аналитиком, как Игорь, он был человеком
действия. В школе из кружков предпочитал секцию бокса, в книги заглядывал
редко - и то лишь из одних приключений, рассуждения, тем более отвлеченные,
его совершенно не интересовали.
Сейчас действий не было никаких, и Ленька, пожевав хлеба, который
сунула ему в карман мать, когда он уходил из дома, просто тихо существовал,
сжавшись в комок на глине; колени его, обхваченные руками, были подтянуты к
самому подбородку, склоненная набок светловолосая Ленькина голова белела в
сумраке, точно пук льняной кудели.
- Гнилушенко, ты того, бодрей! Спать дома будешь, - скрипуче сказал
Чурсин, воспользовавшись поводом проявить свое старшинство.
- А я и не сплю... - распрямляясь, отозвался Ленька грубовато, с
вызовом, как всегда отзывался в школе на замечания.
- Он Говорушенко, - поправил Игорь.
- Не сплю, а только сон вижу... - язвительно подразнил Чурсин. К Леньке
он испытывал еще меньше доброты, чем к Игорю, - так его настраивал тот
против себя своими свободными манерами, расклешенными штанами и особенно
привычкою цыкать сквозь зубы.
Луна выпросталась из вязкой мути над горизонтом, гасившей ее свет, и,
загоревшись ярче, осветленно, повисла над землей геометрически ровным
кругом - светло-оранжевая, в рябинах своих кратеров и цирков. Ее низкий
стелющийся свет растекся по пустырю, розовато его окрасив; смутно заблестела
сухая жесткая трава вокруг, глиняный вал вдоль траншеи отбросил неровную,
зубчатую тень.
С появлением луны родилось легкое движение воздуха, пребывавшего в
застылости: он тихо поплыл над полем волнами тепла и свежести, чуть колебля