"Юрий Гончаров. Нужный человек" - читать интересную книгу автора

поинтересовался Степан Егорыч.
- Ну, не станок, а, в общем, - массовое производство... - хитро, озорно
сверканул Карболкин рысьими желтыми глазами на рябом, краснокожем от мороза
и водки лице. - Четверо нас. Один бумагу режет, другой гильзы клеит, третий
табаком набивает. Я вот на сбыте, значит. Табачок по госпиталям достаем, на
водку меняем, бумагу - у одного тут купили, на десять лет хватит. Тыщу штук
в день лепим. И это так - шалтай-болтай. А можно и больше. Вступай в дело!
Пять сотенных в день - это я тебе гарантирую. Это самое малое. Все тебе
будет вот так, под завязку - и харч и водочка. Катанки купишь, пропадешь
ведь в своей кирзе. Гляди, какие я взял, не катанки - печка!
На Карболкине действительно были завидные черные валенки, нисколько не
ношенные, совсем новые. Степан Егорыч поглядел на них опытным глазом,
отметил их бесспорное качество, порадовался за друга и своими уже порядком
озябшими ногами на миг как бы почувствовал то тепло, в котором пребывал
Федор Карболкин, его надежную защищенность от ветра и холода. Известно, ноги
в тепле - и весь в тепле. Да, валенки ему, Степану Егорычу, нужны, ох как
нужны. Просто сказать - необходимы!
- Вот папиросы! Кому папиросы! Табачок-первачок,
адмиральско-генеральский, сладкий, медово-сахарный, последняя пачка,
подходи, налетай! - зазывно прокричал Карболкии в базарную суету и
мельтешение человеческих фигур вокруг и опять поворотился к Степану Егорычу.
- Ты, брат, сегодня кусал что? А то я сотнягу дам, пойди, рубани
картошки с луком. Вон у той бабы - не стерва, миску с верхом накладает...
Ну, так как, а? Приставай! Дело верное, доходное.
- Ладно, - сказал Степан Егорыч. - Обдумаю.
- Чего ж думать-то? Заходи на квартиру к вечеру. Где живу - помнишь?
- Помню, - сказал Степан Егорыч.

4

С рынка он направился к хлебному магазину. Утренняя очередь почти
рассосалась, он и полчаса не выстоял, вышел со своей дневной хлебной пайкой,
увернув ее в тряпицу, чтоб не потерялось ни крохи, а сверточек запрятав на
грудь, под шинель.
От магазина было недалеко до военкомата. Хоть и воскресный день, а
военкоматские двери были открыты, военкомат отдыха не знал, трудился. Людей
сюда влекли повестки, дело, а Степан Егорыч завернул просто так, повидать
другого своего знакомца - Василия Петровича.
Василий Петрович, пожилой человек, был военкоматский писарь. А может, и
не писарь, другое было у него название - Степан Егорыч не вникал. Одним
словом, он оформлял Степану Егорычу документы после выписки из госпиталя, и
тут, за оформлением, когда настала очередь записать, где Степан Егорыч
родился, где призывался, адрес его семейства, обнаружилось, что оба они с
одних мест, с курской земли. Василий Петрович служил на элеваторе
инспектором по качеству, на станции Коренево, до которой от Степан
Егорычевой деревни считается двадцать верст. Осенью сорок первого года весь
не вывезенный с элеватора хлеб, о качестве которого Василий Петрович
старался, ему пришлось самолично облить керосином, чтоб не сгодился он
немцам, и тут же тикать, потому что немецкие танки уже гудели за ближним
холмом. Не неделю и не месяц провел Василий Петрович в пути и немало всякого