"Юрий Гончаров. Теперь-безымянные " - читать интересную книгу автора

Мартынюк сощурился на Остроухова, как будто смотрел против света;
маленькие, колюче сверкавшие глазки его совсем скрылись в складках красных
век.
- Людей жалеешь? - не спрашивая, а словно бы уличая Остроухова в
преступном намерении, резко сказал Мартынюк.
Остроухов остановился, все черты его узкого, худощавого лица как-то
мгновенно заострились, он вскинул на генерала голову, с такою же колючестью
в темных, по-монгольски чуть косоватых глазах, какая была в сощуренном
взгляде генерала.
- Да, - сказал он, - жалею!.. Не дрова ведь в печку.
- А Родину ты не жалеешь? - возвысил Мартынюк грозно голос, еще более
недобро прищуривая глаза.
Вопрос, казалось, поставил Остроухова в тупик. Он помолчал, потом
вздернул плечами с видом, что на такое и отвечать не стоит, отвернулся; лицо
у него померкло, стало угрюмым, замкнутым.
- Не так ее жалеть надо! - проговорил он глухо, как бы только для себя.
- Где твой начштаба? - Мартынюк рыскнул глазами по лицам дивизионных
командиров, стоявших с соблюдением почтительной трехметровой дистанции,
неловко повернулся корпусом, чтобы взглянуть на тех, что стояли позади
него. - Где он, тут? Который?
- Слушаю, товарищ генерал-лейтенант! - выдвинулся из-за его плеча
рослый, не ниже генерала, но только иного сложения, сухой и костистый, с
молодою бородкой на смуглом моложавом лице подполковник Федянский,
прикладывая к козырьку руку - не просто обыкновенным, принятым уставным
жестом, а полным особого артистизма, - как это было у офицеров прежних
времен.
Мартынюк пристально вгляделся в начальника штаба. Было видно, что
Федянский не вызвал у него расположения. Мартынюку, сохранившему всю свою
природную основу почти в ее необработанном, неокультуренном виде,
гордившемуся, что он самый натуральный, без всяких посторонних примесей,
чистопородный представитель "низов", любившему показать, что и в
генеральском чине он самая настоящая "плоть от плоти и кость от кости" этих
"низов", и для этого, особенно в присутствии рядовых бойцов, всегда
употреблявшему простой народный язык, как он его понимал, то есть сыпавшему
густым матом, - не мог понравиться Федянский с его явной, бросающейся в
глаза интеллигентностью в облике и манерах, с этой своей щегольской, искусно
подстриженной бородкой. Со времен гражданской войны в Мартынюке осталось
непреодолимое недоброжелательно-настороженное, недоверчивое отношение ко
всем "образованным", как к "чуждым". А всякие выходящие за пределы устава
заботы о внешности, украшательство - вроде бородок, усов, полированных
ногтей - представлялись ему блажью, пижонством, на которое способны только
люди пустые и опять же социально чуждые, политически не вполне надежные.
- Фамилия?
- Подполковник Федянский.
- Сразу надо называться, порядка не знаешь? Так ответь мне, штабист, и
ты так думаешь, как твой командир? Или, может, другое мнение?
Закинув голову, чтобы видеть высокого Федянского, Мартынюк с ожиданием
вонзился в него из-под козырька фуражки щелочками глаз.
- Я полагаю, товарищ генерал-лейтенант... - начал Федянский под
устремленными на него с разных сторон взглядами. Обращение генерала застало