"Юрий Гончаров. Теперь-безымянные " - читать интересную книгу автора

смешался: на поляне были не только свои, но и еще какое-то начальство, и все
в высоких званиях - майоры, полковники. Надо всеми возвышалась рослая,
массивная фигура генерала в полной генеральской форме - с красными лампасами
на брюках, с витым золоченым шнуром на малиновом околыше фуражки и золотыми
же, ярко блиставшими в свете солнца, нагонявшими невольную робость звездами
на угольниках воротника. Это блистание золотом, могущее только
демаскировать, привлечь внимание немецких наблюдателей, этот парад здесь,
вблизи передовой, выглядели совершенно неуместно, как ни для чего не нужная
бравада, демонстративное пренебрежение опасностью.
Генерал говорил с командиром дивизии Остроуховым, и не просто говорил,
а горячась, сердито. Его лицо, широкое, мясистое, нажженное солнцем, с
коротким, как бы вдавленным носом, с тою грубоватостью во всех чертах,
которая многими принимается за свидетельство сильного характера, было
напряженным, багровым. Еще более густой багровой краской была налита
сдавленная воротником кителя генеральская шея, обмотанная грязноватым,
скрутившимся в жгут бинтом, измазанным под затылком кровью.
- Чего тебе еще ждать? - не слушая, что пытается возразить Остроухов,
говорил генерал громко и резко, нисколько не стесняясь, что тон его,
обращение на "ты" могут быть для Остроухова оскорбительны, обидны. - Два
полка у тебя есть, это что - мало? Немцы выдохлись, только огрызаются, а
силенки уже нет, бока у них понамяты. Их и батальоном толкнуть можно, а
навалиться покрепче - так и всех с потрохами заберем!..
Со стороны города, стремительно приближаясь, нарастая, послышалось
жужжание мины. За низкорослым изломанным кустарником и редкими, тоже
изломанными, размочаленными деревцами, которыми кончался лес, переходя в
открытое поле, звонко грохнуло. Осколки, фырча, воя, пролетели вверху,
защелкав о древесные стволы.
Все повернули головы, когда зажужжала мина, и повернули их опять, по
звуку проследив в воздухе полет невидимых осколков, кое-кто пригнулся даже,
не слишком явно, стесняясь своей боязни, и только генерал и Остроухов,
занятые спором, не обратили на мину внимания, как будто не слыхали ее вовсе.
- Товарищ генерал-лейтенант!.. - произнес стоявший сбоку и чуть позади
генерала затянутый в портупейные ремни адъютант с тремя кубиками в петлицах.
Лицо у него было беспокойно, он настороженно вслушивался - не последует ли
новая мина. Подступив к генералу, он рукою в коричневой перчатке слегка,
почтительно, но одновременно с настойчивостью коснулся генеральского локтя.
- А! - отмахнулся раздраженно генерал, но все же послушался, отошел под
прикрытие комластого, кривого дубка и сел под ним на землю, на край
неглубокой канавки.
Остроухов и все другие командиры, двумя кучками, в одной дивизионные, в
другой - те, что составляли генеральскую свиту, передвинулись следом за
генералом.
Давай, давай полки! сказал генерал категорично еще более подчеркнуто
выражая всем своим видом, что он не хочет ничего слушать, не принимает и не
примет никаких отговорок. Не тяни резину - самый момент... Упустим - потом
пожалеем Ты же ведь сам вояка, с первых дней, знаешь, как на войне иная
минута все дело решает...
- Ни одной же пушки, товарищ генерал-лейтенант!.. Остроухов отвечал
тоном упрека в том, что хотят заставить его сделать.
- Поддержим, своей артиллерией поддержим!