"Юрий Гончаров. Теперь-безымянные " - читать интересную книгу автора

какое ослепление может на него нападать, на что бывает он способен в
припадках своего несдерживаемого гнева. Мартынюк мог с налитыми кровью
глазами вытащить пистолет, мог собственноручно, не вникая ни в какие
оправдывающие обстоятельства, невзирая на звание, сорвать с командира,
которого он считал виновным, знаки различия и тут же отправить штрафником на
передовую - это считалось еще милостью - или в суд трибунала, который не
знал никаких снисхождений и отвешивал наказания только по высшей мере.
Здесь, на поляне, с Мартынюком был кое-кто из тех, кто видел и помнил
такие сцены...
Минуты шли.
Мартынюк с налитым краской лицом молчал...


* * *

Мартынюк вовсе не был глуп, как могло показаться тем, кто видел его на
этой поляне в первый раз, и как уже думал о нем Остроухов. Генерал тоже
воевал не первую войну, представлял реальное соотношение сил обеих сторон
под городом и, хотя энергично, напористо наседал на Остроухова, отдавал себе
отчет, к чему может привести немедленное наступление. Не будь в нем этого
скрытого для глаз понимания, он, известный своим крутым характером, конечно,
не стал бы так долго пререкаться с Остроуховым, не позволил бы ему обсуждать
свои распоряжения, а сразу же, после первой же попытки возражать,
расправился бы с ним по всей строгости военного времени, как поступал он в
других подобных случаях, когда нарушали основной принцип военной дисциплины,
без которого не может существовать армейский механизм: приказ командира для
подчиненного закон.
Если бы Мартынюк в командовании сражавшимися под городом войсками
руководствовался только своею волею и своим разумением, он вообще
распорядился бы по-другому с подошедшей дивизией Остроухова. Но в действиях
своих, несмотря на высокое звание, положение и власть, Мартынюк, сам
представлявший лишь одну из деталей военного механизма, был так же
несамостоятелен и несвободен, как были несамостоятельны и несвободны те, что
находились у него под началом и должны были исполнять его волю.
Еще две недели назад Мартынюк возглавлял армию вдали от этих мест,
совсем на другом - на северном театре войны. Дела у него там шли неплохо. Не
потому, что это зависело от Мартынюка и было результатом его умения,
таланта, - просто так получалось, складывалось. Но наверху, очевидно,
считали, как считал это и сам Мартынюк, что причина - в умении и
организаторских способностях командующего.
Потом его внезапно, не объясняя - почему, зачем, вызвали в Москву.
Командующий армией, которой теперь командовал он, был обвинен в
серьезных ошибках, имевших своими последствиями то, что противник сумел
прорвать фронт и оттеснить армию на двести с лишним километров к востоку, и
Мартынюк распоряжением первого в государстве лица был назначен взамен
смещенного с должности и пониженного в звании командарма. Для Мартынюка это
было высокой честью. Разговоры в Ставке с высшими военными руководителями
оставили в нем питающее его честолюбие впечатление, что его рассматривают
как военачальника, который только и может исправить трудно сложившуюся
критическую обстановку на В-ском фронте, спасти опасное для судеб всей