"Олесь Гончар. Твоя заря" - читать интересную книгу автора

действительно существует время от времени наведывается в Синий Гаи. Когда
ходили в школу, в одном классе был с Софийкои, и кто бы мог подумать, что
таким ничтожеством станет в час испытании^ Но зато и получил: все от него
отвернулись! Сколько ту полицейскую тряпку на рукаве таскает, в вечном
страхе ходит, ни минуты ему покоя, в глазах непрестанно так и мечется
испуг... Тетки плюются, мать клянет: "Чего ты встрял? Кто тебя отмывать
будет?" Выходит, бесчестье само в себе кару несет... А как после стакана
самогону развезет его, тогда этот Ваши-Наши (так его прозвали хуторские)
даже слезу раскаяния перед девушками пустит: "Знаю, продал душу чертям,
придут ваши-наши сразу петлю на шею, а .а что? Я ведь догадываюсь, девчата
что есть у вас какая-то тайна, с чем-то кроетесь от меня, но однако же
молчу! Нем как рыба! Неужели за такое поведу ние ваши-наши хоть немного не
скостят мне грехов:- Вы же словечко замолвите, а?"
Софийка, рассказывая, смешно имитирует того шепелявого, а он, откуда ни
возьмись, из-за спины: "Позволь, помогу тебе, Софийка..."
- Может, он просто неравнодушен к вам.
- Да пробовал подбивать клинья, поганец,- и Софийка, не желая
распространяться об этом, напомнит летчику: - Вам и сегодня почитать?
Бывает, она по вечерам читает ему при огоньке мигалки, чаще всего
кого-нибудь из поэтов, а если раз и вздремнет наконец, она и после этого
рядом посидит тихо сторожа его сны, летчицкие, фронтовые или, может, еще
довоенные, а утром потом спросит:
- По-какому это вы разговаривали во сне.
- Неужели разговаривал?
- Ничего не поняла... Какой-то язык совсем незнакомый.
- Не бенгальский ли? - улыбнется летчик.
- У вас и такой изучали?
Это сверх программы... Еще на рабфаке как-то мелькнула мысль: а ну,
дай-ка изучу бенгали!.. Спроси, зачем это тебе, вряд ли и ответил бы, а
впрочем... Все языки мира хотелось знать, чтобы всех людей понимать,-
такие мы тогда были...
Облачко грусти набегает на лицо недавнего студента, и Софийке он так
близок и понятен в эти минуты... Рабиндраната Тагора надеялся читать в
оригинале, мечталось слышать музыку разных, пусть и самых отдаленных,
пусть хоть на краю света звучащих языков, а вместо этого приходится вот
здесь слушать тоскливый язык ветра, так тревожно гудящего по ночам в трубе
и громыхающего ставней...
Когда Софийка возвращалась со двора, летчик иногда спрашивал, не слышно
ли чего, и ей было понятно, что он имеет в виду. Не гремит ли, не видно ли
ракет со стороны Днепра? Но пока ничего утешительного не могла сказать,
разве только что ночь ветреная и небо в тучах, нигде ни ракет, ни звезд,
лишь месяц изредка проглянет - бредет сквозь тучи такой сердитый,
разбухший...
Поздней осенью прошел слух, что всю прифронтовую зону будут очищать от
населения, ни единой живой души, мол, не останется здесь. И правда, в один
из ненастных дней ворвались в хуторок ватагой шуцманы, стали выгонять всех
из хат и, не дав никому опомниться, так и погнали растерянных, убитых
горем людей под дождем на запад.
Ночевали уже где-то в третьем селе, в ободранной риге, и всю ночь
Софийка только и думала о своем летчике, которого одного пришлось оставить