"Олесь Гончар. Твоя заря" - читать интересную книгу автора

короткое, точное,- и сигарета уже горит, вьется дымком, а взгляд водителя
независимо от этого все время неотрывно - на трассу, где нам еще будет
миль да миль.
- Сколько идем? - любопытствует Лида.
- Все в норме, Лида, хоть можно и чуть веселее,- и Заболотный
прибавляет газу.
Пятна сигнальных огней, целые гроздья мокро блестящих рубинов заполнили
перед нами всю трассу. С самого рассвета несметно и неугасимо краснеют они
впереди нас на "кадиллаках", "бьюиках", "линкольнах", "мерседесах", все
время удаляясь в дымке рассвета, плавно и неуловимо убегая. Что-то они мне
напоминают своей вишневостыо, однако что?
Спрашиваю Заболотного, не вызывают ли у него эти рубины каких-либо
ассоциаций.
Молчит некоторое время мой друг. Потом говорит задумчиво:
- По-моему, чем-то они похожи на Романовы яблоки... Да-да, это все
убегают от нас яблоки Романа-степняка...


IV


Как это все далеко было! Где-то там, в нашем детском палеолите, где
маренные реки струились для нас в степи, как образ чистоты и вечного
движения, и все было переполнено светом, все живое томилось в неге под
ласковым, нежнейшим солнцем нашего терновщанского лета! Оттуда мы с
Заболотным, где полевая дорожка побежала невесть куда среди голубых ржей,
высоких, как небоскребы! Где единственный лайнер - Романова пчела,
пробасив над тобою, дальше погудела над хлебами, полетела в белыйбелый,
налитый сиянием свет.
Все там было иное, иное...
Еще были мы там почти безымянные, были просто "пасленовы дети". Опыт и
знания не обременяли нас;
малые пастушки, пощелкивая кнутами в воздухе, мы и мыслью еще но
задавались, от чего этот щелк, даже не подозревали, что это и есть
мгновение, когда кончик кнута преодолевает звуковой барьер! Такие вещи
оставались там за пределами нашего познания, но разве были мы от этого
менее счастливы?
И этот, исколесивший уже полмира, Кирилл Заболотный, который знает
планету не хуже, чем знал тогда родную свою Терновщину со всеми ее
оврагами и приовражьями, он был в той нашей терновтцанской дали просто
Кириком, способным на различные затеи озорником, который в школе среди нас
выделялся не только веселым нравом, но еще и чудноватым своим именем,
потому что впрямь ведь чудное: хоть как его читай - слева или справа, с
начала или с конца,- а оно все будет Кирик да Кирик!..
Такое имя тоже было для нас предметом развлечений: разве же не диковина
- со всех сторон одинаковое, круглое и крепкое как орех!
Когда я пробую изобразить Лиде, каким был этот Кирик где-то там, в
наших степях, девчонка просто не в состоянии поверить, Лида почти
убеждена, что Кирилл Петрович был всегда взрослым и что никак не могли его
выгнать из класса за шалости, за нестриженность, за то, что "в ушах гречка