"Иван Александрович Гончаров. Публицистика (ППС том 1)" - читать интересную книгу автора

этим, хотя и распространилась было и между знакомыми их, но те впоследствии
избегли ее. Вот, извольте видеть, как это происходило.


28

Я вначале упомянул, что проводил у Зуровых зимние вечера, а об летних
не сказал ни слова потому, что я летом не жил в Петербурге, а уезжал, по
приглашению дяди-старика, к нему в деревню пить с ним, по его настоятельным
просьбам, домашние наливки, из которых рябиновка, приготовленная по
особенному рецепту, могла, как утверждал он, восстановить порядок в моей
нервной системе, а простокваша и варенцы, любимый его полдник, -
предохранить от желудочных болей, которым я был тогда подвержен. Как на
минеральные воды, целые три лета сряду ездил я в деревню лечиться и взял три
таких курса; но на четвертое небесам угодно было послать два страшные
бедствия на ту губернию, где жил дядя: первое - неурожай на ягоды,
вследствие чего наливочные бутылки остались пусты и праздны; и второе -
скотский падеж, столь сильный, что число трехсот пятидесяти голов скота
сократилось в три, варенцы и простокваша оскудели; дядя мой, видя, что белый
свет мало-помалу теряет свою заманчивость и что любимые его занятия
исчезают, с горя также пал вместе с последнею любимою коровою и оставил меня
наследником имения. - Остаток лета я употребил на приведение в порядок дел,
а к началу зимы возвратился в Петербург. Первый мой визит был, разумеется, к
Зуровым. Мне обрадовались. Я нашел все по-прежнему, и зима опять застала те
же лица в теплой зале Зуровых, за тем же чайным столом, - меня опять подле
Феклы, Алексея Петровича с сигарою, Марью Александровну, с прежнею
любезностью и умом, за нескончаемою от века работою, вышиванием ковра по
канве, начатого ею еще до замужства. В детях только произошли некоторые
перемены: старший сын возмужал, вступил в университет и начал прислушиваться
к шороху женского платья, а младший перестал прятать у своего учителя-немца
платок с табакеркой и сажать бабушку мимо кресел, да еще бабушка сама
усугубила деятельность и в забывчивости опускала стору середь дня или,
отходя ко сну, поднимала ее. Впрочем, все остальное было по-прежнему.
Быстро проходила зима; вечера стали короче; бабушка перестала
предсказывать о великом морозе; на языке у ней чаще вертелось слово
"оттепель". Настал апрель; солнце пламенным лучом проводило последний зимний
день, который, уходя, сделал такую плачевную гримасу, что Нева от смеху
треснула и полилась через край, а


29

суровая земля улыбнулась сквозь снег. Ветреная щебетунья ласточка и
верхолет жаворонок уже донесли о наступлении весны. В природе поднялся
обычный шум: те, которые умирали или спали, воскресли и проснулись; все
засуетилось, запело, запрыгало, заворчало, заквакало - на небеси горe, и на
земли низy, и в водах и под землею. Вот и петербургские жители заметили
весну.
В первый теплый день я весело пустился из дому прямо к Зуровым
поздравить их с праздником природы и провести у них целый день.