"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

говорить, советуя нам почитать японцев своими соотечественниками. Что же это
значило, как не то, что мы должны водвориться в Японии, а о России более не
помышлять?
Японские чиновники и переводчики наши, по обыкновению своему пришедшие
нас поздравлять с переменою нашего состояния, тотчас приметили, что дом не
произвел над нами ожиданного ими действия и что мы так же невеселы, как были
и прежде, почему и сказали нам: "Мы видим, что перемена вашего состояния не
может вас радовать и что вы только и помышляете о возвращении в свое
отечество: но как правительство японское ни на что еще в рассуждении вас не
решилось, то губернатор нынешним летом, по прибытии своем в столицу {*74}
употребит все средства и зависящие от него способы склонить свое
правительство дать вам свободу и отправить в Россию".
О намерении губернатора стараться в нашу пользу Теске говорил нам
неоднократно и однажды, рассказывая, как много губернатор нам
доброжелательствует и как хорошо он к нам расположен, открыл такое
обстоятельство, которое понудило нас уйти непременно до наступления лета.
Теске сказал нам, что на-днях губернатор получил из столицы повеление,
которое он при нем распечатал. Но, прочитав, выронил из рук и в изумлении и
печали повесил голову. Когда же он спросил его о причине, губернатор
отвечал, что правительство не уважило его представления, коим испрашивал он
позволение, буде русские корабли придут к здешним берегам, снестись и
объясниться с ними дружески о существующих обстоятельствах; но вместо сего
теперь ему предписывается поступать с русскими судами по прежним повелениям,
то есть делать им всякий возможный вред и стараться суда жечь, а людей брать
в плен, и потому, ожидая прибытия русских в Кунасири, приказано князю
Намбускому{41} послать туда большой отряд войск под предводительством
знатного военного чиновника, много артиллерии и разных снарядов, а равным
образом укрепить и усилить и прочие приморские места.
"Если так, - сказали мы, - то война должна последовать необходимо, и
теперь уже русские не будут виновны в кровопролитии: японцы сами поставляют
преграду к примирению".

"Что же делать? - отвечал Теске, - война будет, но не вечно же она
продолжится; когда-нибудь мы примиримся, тогда вас и отпустят домой".
"Так, - думали мы, - отпустят! Это случится тогда, когда уже и кости
наши истлеют".
Мы очень хорошо знали, что с пособиями Охотского порта невозможно было
сделать никакого впечатления над японским правительством, чтобы понудить
оное к примирению: для этого надлежало бы отправить сильную экспедицию из
Балтийского моря; но это зависело от того, скоро ли прекратится война с
Англией, а между тем бы время текло и обстоятельства постепенно забывались.
Вот что страшило нас и понуждало уйти до прибытия наших судов: с
появлением их у японских берегов караул за нами сделался бы строже; притом
японцы опять могли бы нас запереть в клетки.
Утвердясь в сих мыслях, мы помышляли единственно о том, каким способом
привести в исполнение смелое предприятие, которому величайшую преграду
находили в товарище своем Муре. Это несчастное обстоятельство делало
положение наше еще ужаснее, если только возможно. Мы ясно видели, что он,
так сказать, переродился и сделался совсем другим человеком. Он даже
перестал называться русским {*75} и уверял японцев, что вся родня его живет