"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

сколько они этажей; в которой части их живут матросы и где хранят они свои
вещи; чем матросы занимаются; сколько человек стоит на часах при казармах и
пр. Но этого еще мало: от матросских казарм обратились они к солдатским;
непременно хотели знать, сколько их всех; в каких частях города находятся и
велико ли число войск все они вместить могут.
Мы старались всеми мерами не подать им причин к каким-либо вопросам и
всегда отвечали коротко, но это не помогало. Всякое слово наше доставляло им
материю предложить несколько вопросов. Например, удивляясь красивому почерку
и искусству в рисованье Мура, почитали они его человеком весьма ученым, а
потому и спросили, где он воспитывался. Мур не сказал им, что получил
воспитание в Морском кадетском корпусе, чтоб тем не подать японцам повода к
тысяче вопросов касательно сего заведения, а отвечал, что он воспитан в доме
дяди своего. Тут пошли вопросы: кто дядя его, богат ли, где живет, сам ли он
учил его и пр., а на ответ, что он нанимал для него учителя, тотчас спросили
имя учителя, где он сам учился и пр. Когда же меня спросили, где я
воспитывался, чтоб избежать несносной скуки, я отвечал, что меня учил мой
отец. Я думал, что тут и конец вопросам, но ошибся: надлежало еще им
сказать, в каком месте это было, давно ли, большое ли состояние имел мой
отец, какие науки он знал и пр.
Между прочим показывали они нам все отобранные у нас вещи и спрашивали
о каждой порознь, как они называются, к чему и каким образом употребляют их,
из чего и где сделаны, чего стоят и пр. Все наши ответы они записывали, а к
вещам привязывали ярлыки, также с надписями. Однажды в присутствии буниоса
вдруг принесли один из оставшихся после меня на шлюпе ящиков с английскими и
французскими книгами, о котором мы и не знали, что он прислан. Японцы, вынув
из него все книги, стали нам их показывать и расспрашивать, о чем в них
писано. Объяснения наши на каждую книгу записывали и приклеивали к ней.
Но между чрезвычайным множеством к одному любопытству принадлежащих
вопросов или других и совсем ни к чему не служащих японцы хотели выведать от
нас о войсках сухопутных и морских, о крепостях, о богатстве и силе империи
нашей и пр.
Что касается до предметов, собственно к нашему делу принадлежащих, то
здесь буниос повторил по нескольку раз все те вопросы, на которые мы уже
дали ответы в Хакодате; но предлагал их в разные дни и не более как по
одному и по два в день, между безделицами, так точно, как бы они для японцев
не имели никакой важности. Но, спросив о чем либо, до дела касающемся,
старался он всеми мерами получить подробный и ясный ответ. При сих вопросах
открылось нам весьма неприятное обстоятельство, очень много нас огорчившее:
мы узнали, что определенные к нам два работника были те самые, которых
Хвостов увез с острова Сахалина и, продержав зиму в Камчатке, опять
возвратил в Японию; но с какой целью все это он делал, мы не знали.
Работники эти по очереди ходили с нами в замок и всегда находились при наших
свиданиях с буниосом. Однажды, расспрашивая нас о Хвостове, спросил он
что-то у бывшего тут работника, который в ответе своем (что мы очень хорошо
поняли) говорил и показывал, что Хвостов носил мундир с такими же нашивками,
какие у меня и у Мура, чему японцы, поглядывая на нас, много смеялись.
Буниос, расспросив нас обо всем, сказал, что теперь он нас долго не
позовет к себе и даст нам время описать подробно все наше дело.
Теперь упомяну я о некоторых снисхождениях, которые японцы оказали нам
в течение октября. Я сказал уже выше о теплом платье и о медвежинах, которые