"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

берегу, саженях в сорока от своих палаток к морю; его окружали осьмнадцать
или двадцать человек в латах, вооруженные саблями и ружьями. Каждый из них в
левой руке держал ружье у ноги без всякого порядка, как кто хотел, а в
правой два тонких зажженных фитиля. Я ему сделал приветствие, по нашему
обыкновению, поклоном, а он мне поднятием правой руки ко лбу и небольшим
наклонением всего тела.
Мы говорили посредством двух переводчиков: первый был один из его
воинов, знавший курильский язык, а другие - наши курильцы, умевшие немного
говорить по-русски. Японский начальник сделал мне сперва вопрос, зачем мы
пришли к ним: если торговать, а не с худым против них намерением {*7}, то
чтобы шли далее вдоль берега за сопку, где находится главное селение сего
острова, Урбитч{11}. На это велел я ему сказать, что мы ищем безопасной для
нашего судна гавани, где могли бы запастись пресной водой и дровами, в коих
имеем крайнюю нужду, а получив нужное нам количество воды и дров, тотчас
оставим их берега {*8}. Впрочем, опасаться нас они не должны, ибо судно наше
есть императорское, а не купеческое, и мы не намерены причинять им никакого
вреда.
Выслушав мой ответ со вниманием, он сказал, что японцы имеют причину
бояться русских, ибо за несколько лет перед сим русские суда два раза
нападали на японские селения и все, что в них ни нашли, то или увезли с
собою или сожгли, не пощадив даже ни храмов, ни домов, ни съестных припасов.
Следовательно, невозможно, чтобы японцы, видя русское судно столь
близко у своих берегов, были покойны и не боялись. На этот вопрос отвечать
было трудно посредством таких плохих переводчиков, каковы были курильцы.
Однакож я старался вразумить им мои мысли и желал, чтобы они постарались
пересказать мои слова сколько возможно точнее.
Я спросил японского начальника: если бы их государь хотел на
какой-нибудь народ итти войною, то много ли бы судов и людей он послал?
Ответ его был: "Не знаю". "Но судов пять или десять послал бы?" спросил я.
"Нет, нет, - сказал он засмеявшись, - много послал бы, очень много". - "Как
же японцы могут думать, - продолжал я, - чтобы государь русский, обладатель
такой обширной земли и великого множества народа, мог послать два суднишка
вести войну с Японией? И потому они должны знать, что суда, сделавшие на них
нападение, были купеческие, и все те люди, которые ими начальствовали и
управляли, не принадлежали к службе императорской, а занимались звериными
промыслами и торгами, напали на японцев и ограбили их самовольно, даже без
ведома последних наших начальников. Но коль скоро поступки их дошли до
сведения начальства, дело было исследовано, и виновные наказаны по нашим
законам. Доказательством сему может послужить и то, что суда сик, сделав два
набега, которые оба имели совершенный успех, более уже не являлись в течение
трех лет. Но если б наш государь имел причину и желал объявить японцам
войну, то множество судов приходило бы к ним всякий год, покуда не получили
бы того, чего требовали.
Японец, приняв веселый вид, сказал, что он рад это слышать, всему, что
я ему говорил, верит и остается покоен, но спросил, где теперь те два
человека, которых увез у них Хвостов, и не привезли ли мы их с собою. "Они
бежали из Охотска на лодке, - отвечал я, - и где скрылись, неизвестно".
Наконец, он объявил нам, что в этом месте нет для нас ни дров, ни
хорошей воды (что мы и сами видели), а если я пойду в Урбитч, то там могу
получить не только воду и дрова, но сарачинское пшено {12} и другие съестные