"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

С лишком за тридцать лет перед сим, на алеутском острове Амчите
японское торговое судно претерпело кораблекрушение. Спасшийся с него экипаж,
в числе коего находился начальник того судна Кодай, был привезен в Иркутск,
где японцы жили около или более десяти лет. Наконец, блаженной памяти
императрице Екатерине Великой благоугодно было приказать отправить их в
отечество из Охотска и с тем вместе попытаться о восстановлении с японским
государством торговли ко взаимной выгоде обеих держав. Высочайшее именное
повеление по сему предмету, данное сибирскому генерал-губернатору Пилю,
заслуживает особенного внимания. В нем, между прочими наставлениями, именно
предписано было генерал-губернатору отправить в Японию с посольством
малозначащего чиновника и подарки от своего имени, как от пограничного
генерал-губернатора, а не от императорского лица, и притом замечено, чтобы
начальник судна был не англичанин и не голландец.
В исполнение сей высочайшей воли, генерал-губернатор Пиль отправил
осенью 1792 года в Японию из Охотска поручика Лаксмана, на транспорте
"Екатерина" под командою штурмана Ловцова. Лаксман пристал к северной части
острова Мацмая и зимовал в небольшой гавани Немуро{10}, а в следующее лето,
по желанию японцев, перешел в порт Хакодате, находящийся на южной стороне
помянутого острова, при Сангарском проливе, откуда сухим путем ездил в город
Мацмай, отстоящий от Хакодате к западу на три дня хода, где и имел
переговоры с чиновниками, присланными из японской столицы. Следствием их
было следующее объявление японского правительства:
1. Хотя по японским законам и надлежит всех иностранцев, приходящих к
японским берегам, кроме порта Нагасаки, брать в плен и держать вечно в
неволе, но как русским сей закон был неизвестен, а притом они привезли
спасшихся на их берегах японских подданных, то сей закон над ними теперь не
исполнен и позволяется им возвратиться в свое отечество, без всякого вреда,
с тем чтоб впредь к японским берегам, кроме Нагасаки, не приходили и даже
если опять японцы попадут в Россию, то и их не привозили; в противном случае
помянутый закон будет иметь свое действие.
2. Японское правительство благодарит за возвращение его подданных в
отечество, но объявляет, что русские могут их оставить или взять с собою,
как им угодно, ибо японцы, по своим законам, не могут их взять силою,
предполагая, что сии люди принадлежат тому государству, к которому они
занесены судьбою и где спасена жизнь их при кораблекрушении.
3. В переговоры о торговле японцы вступать нигде не могут, кроме одного
назначенного для сего порта Нагасаки, и потому теперь дают только Лаксману
письменный вид, с которым один русский корабль может притти в помянутый
порт, где будут находиться японские чиновники, долженствующие с русскими
договариваться о сем предмете.
С таким объявлением Лаксман возвратился в Охотск осенью 1793 года. По
отзыву его видно, что японцы обходились с ним с большой вежливюстию,
оказывали ему разные по своим обычаям почести; офицеров и экипаж содержали
на свой счет во все время пребывания их при берегах японских и при
отправлении снабдили съестными припасами без всякой платы, сделав им разные
подарки. Он жалуется на то только, что японцы, исполняя строго свои законы,
не позволяли русским свободно ходить по городу и держали их всегда под
присмотром.
Неизвестно, почему покойная государыня не приказала тотчас по
возвращении Лаксмана отправить корабль в Нагасаки. Вероятно, что