"Василий Михайлович Головнин. Описание примечательных кораблекрушений, претерпенных русскими мореплавателями " - читать интересную книгу автора

с людьми добрыми и человеколюбивыми; скажи моему мужу, что я угрозы его
презираю". Булыгин, выслушав меня терпеливо, долго молчал и стоял, подобно
человеку, лишившемуся памяти, наконец, вдруг зарыдал и упал на землю, как
мертвый. Когда мы привели его в чувство и положили на шинель, он стал горько
плакать и не говорил с нами ни слова, а я между тем, прислонясь к дереву,
имел время подумать о затруднительном нашем положении. Начальник наш, лишась
супруги, которая за его любовь и привязанность изменила ему и презрела его,
не помнил уже сам, что делал, и даже желал умереть; за что же мы должны были
погибать? Рассуждая таким образом, я представил Булыгину и всем нашим
товарищам, что если Анна Петровна, будучи сама россиянка, хвалит сей народ,
то неужели она к тому научена дикими и согласилась предать нас в их руки? Мы
должны ей верить, следовательно лучше положиться на них и отдаться им во
власть добровольно, чем бродить по лесам, беспрестанно бороться с голодом и
стихиями и, сражаясь с дикими, изнурить себя и, наконец, попасться к
какому-нибудь зверскому поколению.
Булыгин молчал, а все прочие опровергли мое мнение к не хотели
согласиться со мной. Тогда я им сказал, что уговаривать их более не смею, но
сам решился поступить, как предлагал, и отдамся на волю диких. В это время и
начальник наш объявил свое мнение: он был во всем согласен со мной, а
товарищи наши просили позволения подумать. Таким образом кончились в тот
день переговоры: дикие удалились к устью реки, а мы остались ночевать в
горе.
Поутру дикие опять явились на прежнем месте и снова стали просить об
освобождении их пленных. Тогда я объявил старшине, что из нашего общества
пять человек{*20}, считая их людьми честными и добродетельными, решились им
покориться в надежде, что они нам никакого зла не сделают и на первом
корабле позволят отправиться в свое отечество. Старшина уверял нас, что мы в
предприятий своем не раскаемся и уговаривал остальных последовать нашему
примеру, но они упорно стояли на своем и, выпустив из-под караула диких,
простились с нами со слезами и по-братски; мы отдались диким и пошли с ними
в путь, а товарищи наши остались на прежнем месте.
На другой день достигли мы Кунищатского {*21} селения, где хозяин мой,
коему я достался, вышеупоминаемый старшина, по имени Ютрамаки, в эту зиму
имел свое пребывание. Булыгин достался тому же хозяину, но по собственному
своему желанию перешел к другому, которому принадлежала его супруга;
Овчинников и алеуты также попались в "разные руки". Что же принадлежит до
прочих наших товарищей, то они того же числа, как с нами расстались,
вздумали переехать на остров Дестракшин, но на сем переезде нашли на камень,
разбили свою лодку, подмочили весь порох и сами едва спаслись. Лишась
единственной своей обороны - пороха, хотели они нас догнать и отдаться
кунищатскому поколению, но, не зная дороги, встретили при переправе через
одну реку другой народ. Дикие эти на них напали и всех взяли в плен, а потом
некоторых продали кунищатам, а других оставили у себя. Хозяин мой, пробыв
около месяца у кунищат, вздумал переехать в свое собственное жилище,
находящееся на самом мысе Жуан-де-Фука, но прежде отправления выкупил
Булыгина, дав ему обещание выкупить вскоре и супругу его, которая уже теперь
получила от своего мужа прощение и жила с ним вместе. Переехав на новоселье,
мы жили с Булыгиным у своего хозяина очень спокойно: он обходился с нами
ласково и содержал нас хорошо, доколе не случилась ссора между ним и прежним
хозяином Булыгина. Последний прислал назад данный за Николая Исаковича