"Геннадий Головин. Хельсинки - город контрастов " - читать интересную книгу автора

И вдруг - матушка родная! - надпись нашими буквами!!
Представительство какое-то.
Я бегом! Жму на звонок! Смеюсь как дурачок! Хоть на своих, думаю,
посмотрю, и то легче будет! Да и не дадут, православные, пропасть!
Мужик открывает. Глаха спросонья не вовсе еще продрал. Но по овалу лица
вижу: наш! У меня от радости что-то с языком сделалось: слова друг друга
отпихивают, вперегонки выскакивают.
Он глазами хлопает, ничего не понимает. А что уж тут особенного понять!
Невмоготу мне на чужбине! Домой хочу! Всей жизнью искуплю!
Слушал он меня слушал. Наконец, понял, зевнул и говорит:
- Ступай, ступай, белогвардейская морда! Раньше надо было думать... - И
дверь у меня перед носом - бац! - и захлопнул.
От такого формализма ножки у меня окончательно ослабели. Сел я на
каких-то ступеньках и вконец заскучал.
Вот тут-то и - от конца возвращаясь к началу - и подкралась ко мне моя
персональная катаклизьма.
Сижу я, это, тоскую, прямо криком про себя кричу - до того уж мне
домой, на родимую Родину охота!! И думаю я о ней caм себе удивляюсь, но как
будто бы о матери думаю...
Паскудник позорный, думаю, что же ты делаешь с ней? Как же ты только не
издеваешься, как же только не изматываешься?! А она - терпеливая,
несчастная, бедная - все прощает тебе, все прощает, все ждет, когда же ты
одумаешься...
Да и ты ли один? Совсем ведь уж охалпели! Рвем, гадим, плюем, тащим -
не дети родные, а мародеры в родной земле! Будто это она, а не мы сами
виноваты, что до такой собачьей жизни дожились!! Совсем уж на себя рукой
махнули! Как живешь-то, вспомни: от бутыля к бутылю, от стакана к стакану!
Ну-у, нет! Если повезет вернуться домой - а вернусь! доползу! на карачках
границу нарушу! - если повезет и вернусь, все! Завязываю! Хватит!
Поиздевались надо мной!
И только дал я себе этот страшенный зарок, вижу - как в сказке -
разворачивается по площади "КамАЗ" - фургон "Совтрансавто"!
Вы когда-нибудь видали грузинский ансамбль плясок и песен? Так вот к
фургону тому я вылетел пошустрее, чем ихний танцор-солист! Полплощади на
коленках пролетел, брюки насквозь о брусчатку прожег, под самыми только
колесами затормозил. Хрен с ним, думаю, пусть давит! Под своим, под
отечественным успокоюсь!
Ну, тут, конечно, водила с монтировкой в руках вылетает. И давай он
меня словесно ласкать-полоскать!
А я на коленях перед ним стою и, ей-богу, как к кислородной подушке
устами приник! Только тот, братцы, кто мыкался, как я, на чужбине, поймет:
ничего не может быть лучше родного языка в чужедальней стороне!!
Потом он одним, очень уж метким словом в какое-то чувствительное место
мне угодил. Я, понятно, не выдержал и тоже ему веером от живота ответил.
Он варежку разинул, утих, а потом говорит:
- Годится! Ты чего тут, корешок, болтаешься?
Да вот, объясняю, спьяну заехал, а куда, и сам не знаю. Довези до
России, будь человеком! Заплачу - хоть нашими, хоть ихними!
Не-е, говорит, не положено. Ты, как я понимаю, или шпион, или по
контрабанде. А нам не положено...