"Джон Голсуорси. Из сборника "Моментальные снимки"" - читать интересную книгу автора

убранство кричащее и безвкусное, публика сплошь иностранцы, не внушающие
доверия, противные. Некоторое время Тревильен стоял, слушая звон монет о
лопаточки и гнусавые восклицания крупье. Потом он подошел к столу и стал
следить за незнакомой ему игрой. Во всяком случае, игра была такая же, как и
теперь, не изменилось и выражение на лицах игроков - хищное, жадное, слепая
сосредоточенность краба, в которой не было ничего человеческого. И как много
старух! Тревильен все стоял, а нервное возбуждение уже туманило рассудок,
зудели пальцы, ему не терпелось скорей начать игру. Но он был застенчив. Все
эти люди играли с таким холодным спокойствием и, казалось, так привыкли ко
всему в игорном зале! Наконец он перегнулся через плечо сидевшей перед ним
темноволосой дамы, положил пятифранковую монету и выкрикнул: "Vingt!"
{Двадцать! (франц.).}. Лопаточка крупье подтолкнула монету к номеру. Шарик
покатился. "Quatorze, rouge, paire et manque" {Четырнадцать, красное, чет и
недобор (франц.).}.
Лопаточка загребла его монету. Но теперь он, Филипп Тревильен, играл в
Монте-Карло, и ему сразу же почудилось, будто он видит недоумение в
правдивых глазах Варвары и слышит ее голос: "Играть? Но это же глупо, Филипп
Филиппович!" Мужчина слева поднялся из-за стола, и Тревильен быстро сел на
его место. Он знал, что, заняв место за столом, он должен играть. Поставил
пять франков на черное и выиграл. Теперь он отыгрался и, продолжая с
переменным успехом ставить небольшие суммы, начал вглядываться в лица
соседей. Слева от него сидел краснолицый, с пухлыми губами старик англичанин
во фраке - он ставил золотые монеты и, по всей видимости, был в большом
выигрыше; напротив примостилась похожая на хищную птицу старуха с
крючковатым носом, в какой-то невероятной шали и мужчина в сюртуке,
напоминавший греческого бандита. Направо от Тревильена сидела та дама,
темноволосая дама, над которой он наклонился, когда ставил первую ставку. От
нее исходил приятный запах жасмина. На столе перед ней лежали фишки и
шесть-семь золотых монет, но она, казалось, перестала играть. Уголком глаза
Тревильен изучал ее профиль. Она была, конечно, самой привлекательной
женщиной из тех, кого он видел здесь. И он сразу потерял интерес к судьбе
своих пятифранковиков. Под тонкими, слегка сдвинутыми черными бровями он
видел темные, бархатные глаза незнакомки. Ее заостренное книзу тонкое лицо
было слегка припудрено по здешней моде. На ней было низко вырезанное платье,
черный кружевной шарф, накинутый на ослепительно белые плечи. В волосах
сверкало какое-то украшение. Эта женщина была не англичанка, но он не мог
определить ее национальность. Дважды поставив на черное, он оба раза
выиграл, удвоил ставку и заметил, что незнакомка тоже ставит золотую монету
на черное; Снова на черное пал выигрыш, и снова Тревильен, а за ним и его
соседка удвоили ставки. Ему было приятно, что удача как-то связывает их. Эх,
будь что будет, он не станет снимать выигрыш! Снова и снова ставит он на
черное, выигрывает уже восьмой раз и опять удваивает ставку, и незнакомка
тоже продолжает ставить на черное. Перед ними уже высятся горки золота.
Глаза старухи, похожей на ястреба, вылезли из орбит, как у рака, а недобрая
усмешка на тонких губах словно говорила: "Подождите, все спустите". Запах
жасмина от соседки Тревильена становился все сильнее, словно усиливаясь от
ее растущего волнения, и Тревильен видел, как вздымалась ее белая грудь под
черными кружевами. Она протянула было руку, чтобы забрать выигрыш.
Тревильен, бравируя, сидел неподвижно. Она быстро посмотрела на него и
отдернула руку. Шарик покатился. Черное! Тревильен услышал вздох облегчения.