"Джон Голсуорси. Из сборника "Оборванец"" - читать интересную книгу автора

- Долли? - сказал он как-то неуверенно, словно спрашивая.
Она, всхлипывая, привлекла его к себе, затащила в комнату и, закрыв
дверь, пристально поглядела ему в лицо. Да, это было его лицо, только в
глазах у него что-то блуждало, то исчезало, то появлялось, то снова
исчезало.
- Долли, - повторил он и сжал ее руку. Она, всхлипнув, прижала его к
себе.
- Я нездоров, Долли, - пробормотал он.
- Ну, конечно, мой милый, но скоро ты поправишься... ведь ты теперь
дома, снова со мной. Не нужно грустить, милый, не нужно!
- Я нездоров, - снова сказал он.
Она отняла у него пакет и, вынув из стакана нарцисс, прикрепила к его
пиджаку.
- А вот и весенний цветок для тебя, Макс, из твоего собственного
маленького парника. Ты снова дома, мой милый. Тетушка наверху, а девочки
скоро придут. И мы будем обедать.
- Я нездоров, Долли, - сказал он.
Напуганная этим навязчивым повторением одного и того же, она усадила
его на кушетку и села к нему на колени.
- Ты дома, Макс, ну, поцелуй же меня. Муженек мой, наконец-то!
И она стала раскачивать его из стороны в сторону, прижимая к себе,
боясь заглянуть ему в глаза и увидеть, как блуждает в них "что-то", - то
появляется, то исчезает, то появляется снова.
- Взгляни-ка, милый, - сказала она. - У меня для тебя пиво есть. Хочешь
стаканчик пива?
Он пошевелил губами, будто причмокнув, но это был даже не звук, а лишь
безжизненный призрак звука. И она испугалась еще больше, - так мало было
жизни в этом движении и в этом звуке.
Он прижал ее к себе и вяло пробормотал:
- Да, все будет в порядке через день-два. Они отпустили меня... Я
нездоров, Долли.
Он потрогал голову.
И прижимая его к себе, покачивая его из стороны в сторону, она
настойчиво и нежно повторяла снова и снова, словно кошка, которая мурлычет
над своим котенком:
- Все хорошо, мой милый... Все будет в порядке... будет в порядке! Во
всем нужно видеть хорошую сторону... Муж мой!


БЕРЕСКЛЕТ

Перевод М. Кан

Он стоял, как вкопанный, знаменитый художник Скудамор, чьи пейзажи и
натюрморты имели шумный успех уже столько лет, что он успел забыть те дни,
когда, написанные не совсем еще в "скудаморовской манере", они висели на
выставках где-то под потолком, на самых невыгодных местах. Он стоял на том
самом месте, где так внезапно оставила его двоюродная сестра. Губы его между
очаровательными усиками и очаровательной остроконечной бородкой кривились в
обиженной усмешке; пристально и с изумлением смотрел он на ягоды бересклета,