"Джон Голсуорси. Из сборника "Оборванец"" - читать интересную книгу автора

- Они говорят, что я немец. - Это было первое, что он сказал, войдя в
дом. - Долли, они говорят, что я немец.
- Ну и что же, так оно и есть, милый, - сказала миссис Гергарт.
- Ты не понимаешь, - проговорил он так горячо и взволнованно, что она
удивилась. - Я тебе говорю, что теперь все пропало из-за этой "Лузитании".
Они арестуют меня. Заберут от всех вас. Смотри, уже сегодня в газетах
напечатано: "Интернировать всех гуннов".
Он сел за стол здесь же в кухне и закрыл лицо руками, еще грязными
после работы. Миссис Гергарт стояла рядом, широко раскрыв глаза.
- Но скажи, Макс, - спросила она, - какое это все имеет отношение к
тебе? Ты ведь тут ни при чем, правда, Макс?
Гергарт поднял голову; на бледном лице его с широким лбом и тонким
подбородком было написано полное отчаяние.
- А им-то какое дело? Меня ведь зовут Макс Гергарт, правильно? И какое
им дело до того, что я ненавижу войну? Я немец. Этого достаточно. Вот
увидишь.
- О нет, они не допустят такой несправедливости! - прошептала миссис
Гергарт.
Гергарт взял ее за подбородок, и мгновение они напряженно глядели друг
другу в глаза. Потом он сказал:
- Я не хочу, чтоб меня забрали, Долли. Что я буду делать без вас, без
тебя и детей? Я не хочу, чтоб меня забрали, Долли.
И миссис Гергарт, жизнерадостно улыбаясь, а в душе холодея от ужаса,
стала его успокаивать:
- Не нужно думать о таких глупостях, Макс. Вот я тебе сейчас приготовлю
чашечку хорошего чаю. Не унывай, милый! Будем надеяться на лучшее, ведь все
имеет свою хорошую сторону!
Но Гергарт снова погрузился в молчание, которого она в последнее время
стала побаиваться.
В эту ночь в нескольких магазинах были разбиты витрины, а немецкие
имена соскоблены с вывесок. У Гергартов не было своего магазина, имя их не
значилось нигде на вывеске, и потому их не тронули. Яростные нападки на
"гуннов, которые живут среди нас", возобновились в печати и парламенте с
новой силой; но Судьба еще не открыла Гергартам свой зловещий лик. Он
по-прежнему ходил на работу, и пока их тихую, трудную жизнь не нарушало
ничто; и миссис Гергарт не могла понять, чем объясняется упорное молчание ее
мужа: тем, что он "вбил себе в голову" что-то, или поведением соседей и
знакомых. Можно было подумать, что он, подобно их одинокой тетушке, был
глухим, так трудно с ним стало теперь разговаривать. Его выручало пока то,
что он долгие годы прожил в Англии, и то, что он был ценным работником,
потому что в своем деле он был настоящим мастером; но где-то там, за
занавесом, Судьба уже скалилась в зловещей усмешке.
И только после воздушных налетов в 1916 году, когда поднялся всеобщий
вой, Гергарта забрали вместе с множеством других уже немолодых людей, все
преступление которых заключалось в том, что они родились в Германии. Это
произошло неожиданно, но, вероятно, им теперь было почти все равно, потому
что, видя, столько времени его молчаливое горе, вся семья был|1 так
удручена, что уже перестала видеть хорошую сторону, о которой так часто
говорила миссис Гергарт. Когда он ушел в сопровождении толстого,
добродушного констебля, захватив с собой все, что они успели наспех для него