"Джон Голсуорси. Сильнее смерти" - читать интересную книгу автора

другая, третья, - только пыль столбом! Но почему же не трогается с места
отец?
Мимо нее промелькнула вороная кобыла, вслед рванулся гнедой Джип.
Молодой человек на караковой обходил ее слева. Только доезжачий, один
выжлятник и их трое! Ее гнедой слишком стремительно взял первую изгородь, и
Уинтон, обернувшись, крикнул: "Спокойней, Джип! Сдерживай!" Но она не могла,
да и к чему! Луг, три луга, лисица - чудо, идет как по нитке! Каждый раз,
когда гнедой подымался в прыжке, она успевала подумать: "Чудесно! О, как мне
хорошо!" Нет на рвете другого такого ощущения! А тут еще вожаком отец,
гончие идут ровно, добрым ходом, лугам нет конца. Что там танцы! Это даже
лучше - да, лучше! - чем слушать музыку! Всю бы жизнь нестись так, перелетая
через изгороди! Новый гнедой - прелесть, хотя и тянет поводья...
Она перескочила через следующую изгородь одновременно с молодым
человеком, у которого караковая шла великолепно. Шляпу он теперь нахлобучил
на уши, лицо его стало сосредоточенным, но на губах все еще оставалось
что-то от той улыбки. Джип подумала: "У него хорошая посадка, очень
уверенная, только, похоже, он чересчур "зарывается". Никто так не ездит, как
отец, - красиво и спокойно!" И в самом деле, манера Уинтона держаться в
седле была безупречна. Гончие заворачивали на ходу, всей стаей. Теперь она
словно слилась с ними! Вот это скачка! Никакой лисе долго не выдержать!
И вдруг она увидела лису на дальнем конце луга, отчаянно несущуюся с
поджатым хвостом, и молнией ее обожгла мысль: "О! Не давайся им в руки!
Беги, лиса, беги! Уходи!" Неужто все мы - на одного загнанного рыжего зверя?
Сто великанов, лошадей, мужчин и женщин, собак - все на одну маленькую
лисицу? Перед ней выросла еще одна изгородь, тут же другая, и в экстазе
полета через них она забыла о стыде и жалости, только что охвативших ее.
Минутой позже лиса растянулась на земле в сотне ярдов от передовой собаки -
и Джип радовалась этому! Она не раз видела затравленных лисиц - ужасное
зрелище! Но зато была чудесная скачка. Задыхающаяся, с восторженной улыбкой,
она уже думала о том, успеет ли незаметно для молодого человека вытереть
лицо, прежде чем доскачет до края луга.
Она видела, как он разговаривает с ее отцом, а когда они тронулись в
обратный путь, он приподнял шляпу и, глядя ей прямо в лицо, сказал:
- Как вы скакали!
Голос у него был приятный, певучий. Джип поблагодарила его кивком.
- Вы хотите сказать - моя новая лошадь?
Она все еще ломала голову: "Где я все-таки видела человека, похожего на
него?"
Они сделали еще два гона, но это уже было не то, что первая скачка. Не
видела она больше и молодого человека, которого звали, кажется, Саммерхэй, -
он оказался сыном некоей леди Саммерхэй из Уидрингтона, в десяти милях от
Милденхэма.
Обратно Джип с Уинтоном ехали, не торопясь, при свете угасающего дня.
Оба молчали. В отличном настроении, вся напоенная свежим ветром, она
чувствовала себя счастливой. Все уже тонуло в сумерках - деревья, поля,
стога сена, изгороди, пруды у дорог; в окнах деревенских домов уже светились
огни; в воздухе пахло смолистым дымом. Впервые за весь день она вспомнила о
Фьорсене, вспомнила почти с тоской. Если бы он очутился здесь, в старой
уютной гостиной, играл бы для нее, а она сидела бы в полудремоте у огня,
вдыхая запах горящих кедровых поленьев, играл бы менуэт Моцарта или ту