"Ярослав Голованов. Марсианин (опыт биографии)" - читать интересную книгу автора

использования солнечного паруса, конструктивные предложения, схемы
расположения элементов и узлов ракеты и еще многое другое...
Помните "Человека-невидимку"? После гибели Гриффина три тома его
рукописей попали к хозяину трактира возле Порт-Стоу. Герберт Уэллс
замечательно описывает, как воскресными вечерами трактирщик разглядывает,
именно разглядывает, а не читает рукописи великого физика: "Хозяин садится в
кресло, медленно набивает глиняную трубку, не отрывая восхищенного взора от
книг. Затем он пододвигает к себе одну из них и начинает изучать ее,
переворачивая страницы, то от начала к концу, то от конца к началу. Брови
его сдвинуты и губы шевелятся от усилия.
- Шесть, маленькое два сверху, крестик и закорючка. Господи, вот голова
была... Сколько тут тайн, - говорит он, - удивительных тайн... Эх,
доискаться бы только!"
Нам остается лишь поблагодарить судьбу за то, что рукописи Цандера не
попали к безграмотному трактирщику, и выразить надежду, что сведущие,
терпеливые и добросовестные люди непременно откроют все "удивительные
тайны", до поры спрятанные в них.
В автобиографии, написанной в 1924 году, сам Цандер говорит, что начал
свои изыскания в области межпланетных полетов в 1906 году, то есть в
Данциге. Но первая известная нам запись, относящаяся к этой теме, датирована
10 ноября 1907 года, когда Цандера уже не было в Германии.
В письмах отца легко проглядывалось его желание вернуть Фриделя домой.
Несколько писем получил он и от своих бывших товарищей по политехническому
институту. Они писали, что занятия возобновились, но стать вновь студентом
нелегко; новый директор профессор Книрим был похлестче прежнего, и каждый
вновь поступающий, прежде чем попасть в аудиторию, просеивался сквозь сито
полицейских картотек. Революционные действия рабочих в 1905 году Фридель
если и не поддерживал активно, то уж, во всяком случае, не осуждал.
Возможно, и о листовках было известно где надо. Артура Константиновича
считали в Риге человеком левых взглядов. Он и раньше забастовщиков лечил
бесплатно, а теперь работниц из соседних домов-общежитий фабрики "Засулаука
мануфактура", токарей завода "Мотор", слесарей железнодорожного депо он дома
учил оказывать первую медицинскую помощь раненым. Еще в 1905 году отцу все
это припомнили: он уже не был заместителем участкового попечителя и считался
"сочувствующим бунтарям". Кто же пустит сына этакого "вольнодумца" в
институт?
Но время шло, и к концу лета 1907 года решили наконец принять в
политехникум студентов, исключенных "за участие в сходке", и тех, кто
отказался давать какие-либо обещания относительно своей будущей политической
благонадежности. Фридель узнал, что очень многие из его бывших однокашников
возвращаются в институт. И защемило сердце. Очень соскучился он по отцу,
Маргарете, по родному дому. Надоела эта Германия, невкусные обеды, чужие
дома с чужими перилами и чужими порядками, пересчеты пфеннигов в тощем
кошельке. Одиночество надоело. Он не стал дожидаться окончания летнего
семестра, 26 июня получил свидетельство об успеваемости и отличном поведении
за время обучения, украшенное пушистым, похожим на разгневанного индюка
кайзеровским орлом, и отправился домой, в родную Ригу...
Он не был в Риге более полутора лет. И к этому надо зайти, и с тем
повидаться. Каждый знает, сколько дел появляется сразу, когда возвращаешься
домой после отсутствия несравненно более короткого, чем поездка Цандера в