"Эбрахим Голестан. Тайна сокровищ Заколдованного ущелья" - читать интересную книгу автора

Все материальные предметы (если считать их материальными) от долгого
пребывания под землей или от скудного света казались расплывчатыми,
плоскими, неопределенными. Все, что там было (если признать, что оно было),
располагалось по сторонам разветвленного коридора и чем дальше, тем больше
теряло связь с действительностью, переходило в сон, в наваждение, в обман
зрения. А еще дальше простиралась такая темнота и чернота, что глаз вообще
ничего не воспринимал, не в силах свыкнуться с этой темью.
Опираясь на руки и колени, человек привстал и увидел, что справа и
слева все пространство коридора заполняют ряды каких-то камней, стоящих бок
о бок, но все же отдельно друг от друга, на каждом камне что-то лежало. От
боли ушибов, полученных при падении, от страха перед темнотой он не решался
разогнуться да так и двинулся вперед на четвереньках, точно ребенок, который
только учится ходить.
На первом камне лежал рогатый медный шлем; он показался ему медным, так
как совсем не заржавел, блестел даже в темноте. Шлем еле держался на краю
каменной плиты. Пододвинув его, человек заметил, что в нем еще остались
кости - голый пустой череп, вернее, часть черепа: спереди сохранилась лишь
широкая лобная кость с желобком на месте носа, больше ничего не было. На
шлеме виднелся пролом, словно от страшного удара тяжелой палицы. Человек
боязливо оглядел рога шлема, потер было пальцем их заостренные концы - череп
шевельнулся. В испуге он отпрянул назад. Еще на каменной плите лежало
зеленое ожерелье, оправленное в бронзу. На четвереньках он пополз ко второму
возвышению, потом к третьему, четвертому, пятому... На каждом камне покоился
свой груз: ожерелья, серьги, перстни, венцы и шлемы, копья и дротики, щиты,
кинжалы, палицы, сбруи, стрелы, кольчуги, коробочки для сурьмы, гребни,
прялки, куклы, иголки, сандалии с бубенцами, шпоры, курильницы, фляги... И
зеркала. Зеркала почернели, полировка на них облупилась, так что они ничего
уже не отражали. Чем дальше продвигался человек, тем больше его глаза
свыкались с темнотой. Зрение его становилось все острее - ведь свету-то было
все меньше. Наконец он остановился. Страшно! Он оглянулся. Свет, исходивший
от отверстия, казалось, побледнел. Верно, потому, что на обеих стенах
коридора, по которому он распространялся, было множество углублений, ямок и
впадин, выстроившихся в ряды и ловивших своими выступающими краями белый
свет... Он заметил, что дышать становится труднее, как будто от недостатка
света и воздуха становилось меньше.
Потом он вдруг сообразил: все эти длинные камни были надгробиями!

3

Когда он выбрался из колодца, то ощутил себя на верху блаженства.
Полоска земли на холме, которую он каждый год переворачивал пласт за пластом
сохой, посыпал скудным запасом зерна и потом молил о жалком урожае, внезапно
стала оплотом могущества, она стала казаться ему сторожевой башней посреди
земных просторов, троном его владычества, вознесшимся до небес. С этой
высоты он окинул взором долины, холмы, в молчании склонившиеся к его ногам,
и издал победный клич.
Ветер тихо перебирал засохшие стебли.
Радость его не вмещалась в крик. Летать он не умел - он перекувырнулся.
И еще раз, и еще, прошелся колесом, запрыгал на месте. Все смешалось: вопли,
скачки и прыжки, пляска. Он бегал, катался по земле. В ярком многоцветье